О помазании плутонием

Как-то в 1949 году, когда академик Александров, который на тот момент был научным руководителем Челябинска-40, покрывал никелем плутониевые полусферы для будущей атомной бомбы, к нему заявилась делегация генералов и чекистов. «Они спросили, что я делаю, - вспоминает Александров. - Я объяснил, и тогда они задали странный вопрос: «Почему вы думаете, что это плутоний?

Я сказал, что знаю всю технологию его получения, и поэтому уверен, что это плутоний, ничего другого не может быть!» - «А почему вы уверены, что его не подменили на какую-нибудь железку?» Я поднес кусок к альфа-счетчику, и он сразу затрещал. «Смотрите, - сказал я, - он же альфа-активен!» - «А может быть, его только помазали плутонием сверху – вот он и трещит», - сказал кто-то. Я обозлился, взял этот кусок и протянул им: «Попробуйте, он же горячий!» Кто-то из них сказал, что нагреть железку недолго. Тогда я ответил, что пусть он сидит, смотрит до утра и проверит, останется ли плутоний горячим. А я пойду спать».

Так уж была устроена система. В ней были те, кто делали – плутоний, заводы, самолеты. А были те, кто сомневался в том, что делающие делают плутоний, заводы и самолеты, а не диверсию. И основным признаком системы было то, что те, кто сомневался, в любой момент могли расстрелять или посадить тех, кто делает, причем уровень знаний сомневавшихся не имел значения. Наоборот, сомневавшиеся обычно не торопились обременять себя грузом знаний. Знания были для тех, кого расстреливают, а не для тех, кто расстреливает. Так как все вопросы технического прогресса решали не те, кто знает, а те, кто сомневается, - технический прогресс несколько запаздывал. Например, работа над атомной бомбой в СССР началась не после того, как физик Флеров, отправленный на фронт, прислал Сталину письмо, содержавшее подробное обоснование причин необходимости создания атомной бомбы. А после того, как Берия из данных разведки узнал, что англичане и американцы работают над этим проектом.

Такой же была картина в области новейшего вооружения – ракет, реактивных двигателей, радарных установок. «Во всех этих случаях, - пишет Дэвид Холлоуэй в своей книге «Сталин и бомба», - пионерные исследования советских ученых были сокращены по воле политического руководства. Их возобновили только тогда, когда стало ясно, что другие страны разрабатывают такую технику». В силу того, что люди, которые расстреливают, не умели самостоятельно определить, плутоний это или только помазано, критерием принятия решения для них были данные разведки, а не данные науки.

То же происходило и в 70-ые годы. Свободный обмен информацией не менее важен, чем свободный обмен товарами - и паранойя, царящая в КГБ, лишала страну всякой надежды на рост. Однажды незадолго до перестройки группе специалистов по транспорту, чтобы рассчитать параметры новой дороги, понадобились данные о ширине мостов между двумя российскими городами. Данных им не предоставили: секретно.

Тогда бедолаги заказали справочник в США. Они знали, что там, в США, ширина мостов указана до сантиметра. Через полгода они получили вожделенный справочник: но цифры, относящиеся к нужным им мостам, были аккуратно вымараны цензором.

Году в 88-м Игорь Малашенко, тогда еще работавший в институте США и Канады, присутствовал на заседнии Главлита. Цензоры долго отчитывались в либерализации режима, состоявшей в том, что отныне члены Академии наук могли получать из-за рубежа свою почту напрямую. В конце заседания Малашенко вытащил статью, напечатанную в Le Monde.

Статья называлась «Пусть Горбачев предоставит нам доказательства» и имела на себе две «гайки» (доступ – только в спецхране). После этого Малашенко вытащил газету «Московские новости», в которой эта статья была перепечатана. Участники заседания хохотали. Главлитовцы исходили пятнами.

Охотники допрашивать Александрова насчет плутония и вымарывать из иностранного справочника ширину советского моста были и при Ельцине. Компетентные органы доложили Ельцину, что спутник НТВ+ запускается не абы зачем – а затем, чтобы прослушивать разговоры по спецсвязи. Те же компетентные органы докладывали Ельцину перед выборами 1996-го сначала, что его популярность зашкаливает за 90%, потом – что он в принципе неизбираем. Только Ельцин их не слушал.

Другое дело президент Путин. Президент Путин сам вышел из рядов тех, кто не производил плутоний, а из рядов тех, кто бдительно в плутонии сомневался. После катастрофы «Курска» ОРТ показало рыдающих вдов подводников. Президенту Путину доложили, что это не вдовы, а специально нанятые проститутки. Президент Путин, катавшийся, пока Курск тонул, на скутере, охотно поверил объяснению. Потом доложили про Ходорковского, что он договаривался с Кондолизой Райс о ядерном разоружении России. Президент Путин охотно поверил людям, которые в случае успеха своих объяснений получали имущество Ходорковского и самого президента – в качестве заложника.

После этого количество заговоров против России стало множиться с устрашающей быстротой. Враги России устроили «оранжевую революцию» и Беслан, враги президента сорвали выдачу Невзлина, Березовского и Закаева, а совсем недавно они решили вывозить за рубеж образцы органов россиян с целью конструирования специального генного оружия, направленного против русских.

Есть только одно, но существенное различие нашего времени с 1949 годом. Оно заключается в том, что академик Александров сам был фактически заключенным. И он не имел возможности уехать в Лос-Аламос и на прощание сказать: «Ну и возитесь с плутонием сами». А все, кто сейчас в России занимается делом и рискует – при новом общественном строе – стать «сообщником Березовского», «конструктором генного оружия против россиян» и пр., - уехать из России могут. И с кем тогда станет строить свои нанотехнологии победивший класс бдительных борцов?