Байня закончилась - уберите труп

Перезахоронение праха белого генерала Антона Деникина и идеолога наиболее правой части Белого движения Ивана Ильина в Москве, в Донском монастыре 3 октября сего года неизбежно повлекло за собой предложение вынести тело вождя всех красных Владимира Ленина из мавзолея куда-нибудь подальше, озвученное полпредом Президента в Центральном федеральном округе Георгием Полтавченко и известным кинорежиссером Никитой Михалковым.

О том, как к такому повороту событий отнесутся сами красные, легко можно было догадаться, но вот реакция лидера самого КПРФ Геннадия Зюганова была совершенно неожиданной: «Это покушение не просто на некрополь, мавзолей, Красную площадь, Кремль, это покушение на нашу историю, нашу духовность. Если власть допустит такое кощунство, мы организуем по всей стране акции неповиновения и не допустим этой свистопляски»… Неожиданность подобной реакции заключается в том, что в патриотическом движении новой, постсоветской России давно сложилось устойчивое представление о том, что КПРФ в целом – это не совсем коммунисты, а Зюганов лично – совсем не коммунист. Коммунистическая партия Российской Федерации эпохи 90-х держалась вовсе не на преданности миллионов граждан левым идеалам, а на удачном синтезе этих самых идеалов с сугубо правыми, и в пользу последних – державным пафосом, откровенным национализмом, православным фундаментализмом, в конце концов. Подобный “красно-белый” или “красно-коричневый” синтез был небеспочвенным: советский проект действительно был реализован и просуществовал все семьдесят лет именно потому, что вовремя перестал быть советским: начиная с возвращения столицы в Москву в 1918 и заканчивая восстановлением Патриаршества в 1943 году большевики сбивали с толку не только свою паству, но даже и самих себя, а также многих антисоветских интеллектуалов, обнаруживших в советском эксперименте “национальное измерение”: достаточно вспомнить такую знаменитую вещь как «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937) Николая Бердяева. Конечно, подлинным воплощением коммунистических идеалов в политическом сознании (а точнее, бессознательном) нынешних советских людей остается вовсе не “военный коммунизм” эпохи Ленина (про который они просто ничего не знают), а военный монархизм Сталина; и не невнятная “оттепель” нелепого Хрущева, а затянувшийся на два десятка лет морозный праздник Нового Года великого Брежнева. Поэтому сама мысль о том, что подлинные задачи революционной партии большевиков были прямо противоположны какому бы то ни было державному патриотизму, большинству советских людей кажется просто “кощунственной” (см. выше), как и вынос тела Ленина из мавзолея — неприкрытым “святотатством”. Ведь какой главный аргумент в защиту этого трупа, как заученный пароль, отскакивает от зубов каждого его поклонника: “он создал великое государство!”, из чего следует, что до этого никакого государства не было, а если и было, то, в общем, не такое великое. О том, что до этого действительно было великое государство, границы которого порядком превышали советские, товарищи и не подозревают. Иначе признать придется не только это, но и много еще чего, в частности, что вот уже восемьдесят лет в самом центре Святой Руси, на глазах у всех и без всякого сомнения действует сатанинский, по всем признакам, культ, изначально возведенный в общегосударственный, и только последние пятнадцать лет символизирующий скорее терпимость, чем что-то еще.

Наличие тела Ленина в мавзолее – это свидетельство того тотального идеологического хаоса, который с 1991 года до сих пор царит не только в политическом бессознательном населения, но и самой власти. Задача сохранить стабильность, а следовательно и терпимость в обществе весьма благородна: но ведь речь не идет о том, что весь “красный эон” нужно проклясть и вычеркнуть из национальной памяти. Равно как и последние пятнадцать лет непрекращающейся Смуты. Речь идет только о том, что культ конкретного товарища, В.И.Ульянова (Ленина), тем более в такой откровенно языческой форме, тем более в таком не имеющим аналогов для всей России месте – абсолютно и однозначно недопустим. Как недопустим был бы аналогичный культ Гитлера или Чубайса. Потому что есть такие идеи и такие идеологии, которые как в отношении России, так и всего мира находятся за гранью нормы выживания – зоологический эксклюзивизм (Гитлер), либеральный социал-дарвинизм (Чубайс) и, наконец, коммунистический нигилизм. Чтобы было понятнее: если общество (независимо от его количества и качества) хочет просто выжить (о развитии и речи не идет), эти три манихейские модели общественного существования должны быть вынесены за пределы выбора как априори суицидальные. Это не три стратегии выживания – правые, левые или центристские, это три стратегии смерти. Хотя если вдуматься, то мы увидим, что все три суперпозиции являются логическими тупиками именно левой, то есть секулярной идеологией Модерна.

Таким образом, сохранение тела Ленина в мавзолее на Красной площади – это не фактор стабилизации в качестве успокоения коммунистов и их стремительно тающего электората, а ровно наоборот, фактор тяжелой и затянувшейся нервозности. Если определенная часть общества до сих пор болеет ленинизмом (а ленинизм как очередная форма ведущего к смерти и только к ней манихейского сознания, безусловно является болезнью), то излечивать эту болезнь нужно начать с искоренения самого вируса, уютно пристроенного в эпицентре русского общества, а не заканчивать этим. Если пациенту все время мерещатся смеющиеся мумии, то по меньшей мере, не надо ему эти мумии показывать. Однако же возлежание подобной мумии в центре русской столицы как фактор невроза касается не только ее поклонников, но и всего общества: абсурдно реабилитировать до-революционную Россию, переносить останки лидеров Белого движения в Москву, пятнадцать лет твердить о преступной сущности большевизма, если при этом самый главный, архетипический символ последнего остается на прежнем месте. Это не утратившие всякий политический смысл звезды на кремлевских башнях, и не вездесущие свастики серпа и молота, и не возвращенный гимн Александрова, – это все эстетика, уже не раз подвергнутая сильной ревизии со всех возможных сторон. Это – культ в его чистом аутентичном виде, в совершенно религиозном виде человеческого тела, основавшего этот культ, это антропологическая причина и цель коммунизма как религии ХХ века, альфа и омега, великое и конечное тождество субъекта и объекта красного делания в его подлинном смысле. Каждый советский человек, сознающий себя таковым и больше никаким, был создан Лениным, как пражский голем рабби Левом, и каждый советский человек должен был стать Лениным, “Ленин стал человеком, чтобы человек стал Лениным” (ср. напр. у Маяковского в поэме "В.И.Ленин").

Культ самого большого гуманиста и любителя детей, конечно, не кончится с любой трансформацией его тела. Дежурное “чтобы один человек мог такое сделать…” советской учительницы совершенно оправданно. Действительно, разве может обычный человек такое сделать? И можно быть уверенным, что тот сверхчеловек, о котором пророчествовал Ницше, уже пришел, и им безусловно был именно Ульянов-Ленин: именно он очистил свое культурное бытие полным нечаевским нигилизмом, а потом утвердил “свой собственный закон”, именно он мог сказать не “так было, а так хотел я”, и именно он проверил все “своим собственным огнем” (Гитлер в этом смысле был его дурным эпифеноменом: как пространственные, так и временные пределы его великого делания были несравнимо меньше). И совершенно понятно, почему сотни отчаявшихся молодых интеллектуалов в поиске истины приходят к Ленину: а кто, собственно, может составить ему конкуренцию? Ну не Деникин же… “Чтобы один человек мог такое сделать…”

Не будем сейчас уходить в сторону и размышлять о гордом одиночестве лидера революции, кажущемся нам весьма сомнительным: будто не было никаких законов истории, объективных причин и условий, неотвратимых социальных процессов, наконец, целой иерархии таких же Ленинов-штрих, которые окружали самого Владимира Ильича и столь же упорно навязывали миру свое представление о нем: от незаслуженно забытого Троцкого до последнего комиссара, малого Ленина одной деревни. Зачем, учитывая все это, снимать ответственность со сверхчеловека за его сверхчеловечество? Унизить Ленина невозможно, ибо все наши критерии чести для самого сверхчеловека недействительны. “Чтобы один человек мог такое сделать…” нужно напрячься. По умолчанию подразумевается, что “такое” было прекрасным. Самый дебилизирующий гипноз советской власти заключается в том, что большинство простых смертных поклонников Лукича до сих пор не догадываются о том, как действительно один человек мог такое сделать, то есть что нужно было сделать, чтобы такое было, какие средства потребовались для того, чтобы достичь таких целей?

Представление об октябрьском перевороте 1917 года (который, безусловно, стал революцией) и последующих временах большевистской смуты (которая, конечно, привела к новому порядку) у среднестатистического поклонника вечного памятника на Калужской площади сродни сказке о том, как благородные трубадуры свергнули бы злобного короля при всеобщем ликовании народа и последующим концертом на городской площади. Вот и племянница Ленина О.Д.Ульянова, выступая против выноса тела дяди из мавзолея, говорит о его "борьбе против тиранического режима Николая “Кровавого”. О. Д. Ульяновой, как и всем тем поклонникам ее дяди, даже не приходит в голову, что если бы предшествующий 1917 году режим Николая II был бы действительно “кровавым”, то лично товарищ Ленин и вся его гуманная компания были бы уничтожены при первом же своем появлении в качестве оных. Ленину действительно крайне повезло с Царем, милосердие которого привело в застенки ленинского плена. И это – частный случай той общей ситуации, о которой верные ленинцы даже не догадываются. А общая ситуация заключается в том, что сделать такое, а именно – построить совершенно новое государство ценой уничтожения прежнего – можно было в первую очередь путем регулярного и систематического массового насилия. Это элементарное know how любой революции было предназначено для подлинных учеников, а не обычных восторженных поклонников, готовых часами стоять в очереди к мумии, но так никогда и не сподобившихся отстоять несколько минут в ожидании Исповеди, потому что некогда.

В чем же была подлинная цель сверхчеловека и окружающих его "апостолов", чем должно было бы быть то самое “такое”, что сумел сделать “один человек”? Ну, вообще-то у него все там написано, и довольно честно. И то, почему вместо того, чтобы читать самого Ленина, у нас больше читают его адвокатов и прокуроров, — объясняется все той же религиозностью его восприятия. Как преподаватель философии могу ответственно заявить, что “Материализм и эмпириокритицизм” (1909), безусловно, останется в истории этого предмета, равно как “Майн Камф” в истории психологии. Замечательны также коммертарии автора к работам Аристотеля и Гегеля с бесконечно повторяющимися на полях «ха-ха!» и «папался идеалист!», ясно выдающими нам природу его мышления. То, что конечным идеалом диалектического материалиста было не что иное, как утопия абсолютно гомогенного во всех смыслах и анархического по своим основаниям общества, то есть конечная цель всех левых проектов, средний советский человек не только не знал, но и не подозревал. О том, что все проблемы его общества заключаются именно в том, что все оно в целом и он лично в частности заведомо принесены в жертву этому идеалу, от него то ли скрывалось, то ли сам он этого не хотел понимать. То, что сталинизм был ничем иным как стихийным отрицанием этого идеала, — вообще выходило за пределы какого-либо понимания. Что же мы хотим тогда от нашего времени, если этот комплекс нерефлексирующего сознания, в качестве высшего идеала интеллектуальности признающего те самые “ха-ха!” на полях непрочитанных философов, остается чуть ли не национальной особенностью, столь взлелеянной как нашими националистами от сохи, так и одобрительно поддакивающими либералами: оказывается, сам русский человек уже по природе своей иррационален, а раз так, так давайте творить над ним любые иррациональные проекты.

Вот так и вроде бы далекий от левых идей масштабный социальный проектировщик и политтехнолог Станислав Белковский пишет на сайте АПН.ru: “Вывезти с Красной площади Ленина и закрыть Мавзолей — значит избавиться от советского периода нашей истории. Признать, что весь коммунистический режим был досадной оплошностью, совершенной тремя поколениями невменяемых дураков”.

Из этого, по всей видимости, должно последовать, что труп Ленина должен лежать там вечно, как говорится, “пока сам не сдохнет”. Но и логика здесь, как в философии, постклассическая: получается, что если коммунистический режим не был творением трех поколений невменямых дураков, то тогда и труп должен лежать там, где и лежал: “нет связки”, как говорил Штирлиц. И добавил: “я говорю – нет связки”, советизм как реальность трех поколений не исчерпывается ленинизмом как учением одного человека, и тем более, практикой бальзамирования трупов. Если труп переместить, массовых самоубийств по России не будет. Деторождение также не понизится, и удои не сократятся. Только голос гневного авторэйвирса еще раз напомнит, что это покушение на их “духовность”, “кощунство” в отношении их “святыни”. Видимо, сами они к нашим святыням и нашей духовности всегда были милостливы…

Вопрос о том, что делать дальше с трупом, встает на пути его трансмиграции вообще. Можно подумать, что уж лучше ему так, чем как-то еще. Поклонники трупа радуются, что завещания хоронить его рядом с могилой матери не поступало. Но, спрашивается, поступало ли завещание выставить его напоказ на веки вечные? Видимо, тоже нет, да и вероятность подобного варианта резко сомнительна по сравнению с первым. Другие утверждают, что и в землю его зарывать нельзя, ибо раз так земля не приняла, так и не примет, а горе будет…

Но мне бы не хотелось своим будущим детям объяснять, почему в самом главном месте нашей страны лежит дядя в пиджаке и не двигается, а люди на него молятся, ибо страна у нас, сыночек, как вышло, “поликонфессиональная”…

Уберите труп, тут люди ходят. И бойня, вроде бы, кончилась.