На пороге новых потрясений: эрозия Путинского большинства. Часть первая
Главный итог конституционного «плебисцита» — разрушение уверенного провластного большинства. Падение рейтингов Путина не выдумка, не миф, и уже отражается на реальной политической ситуации в стране.
Не буду повторять очевидные вещи про фальсификацию итогов голосования 25 июня - 1 июля 2020 года. Об этом сказано достаточно, и мусолить тему дальше нет особого смысла. Намного интересней оценить масштаб фальсификаций, чтобы ясно понимать, сколько людей реально поддерживает режим в тот или иной момент времени, а сколько, напротив, готово к переменам. И я говорю не только про нынешнее голосование, но и про выборные циклы 2012-18 годов.
За отправную точку я беру данные Сергея Шпилькина — главного электорального гуру России, — математические модели которого, на мой взгляд, наиболее точно и достоверно отражают масштаб махинаций на федеральных выборах путинской эпохи. Для простоты и наглядности я включаю в анализ только президентские кампании и конституционное голосование, оставляя за скобками выборы в Госдуму и региональные стрельбища.
Кроме того, говоря о фальсификациях, я буду считать за данность, что они увеличивают итоговый результат главного кандидата и явку, но не отнимают голоса у оппозиции. Понимаю, что это несколько грубоватое допущение — так на выборах 2018 года, по достоверным свидетельствам, у Павла Грудинина было украдено около 1 миллиона голосов. Однако моя задача в первую очередь оценить размер пресловутого Путинского большинства, поэтому я решил считать по максимуму, без скидок на переписанные протоколы (фальсификацию которых очень трудно доказать) и прочие так любимые оппозицией ужимки вроде «запуганных бюджетников» и «одурманенных пропагандой» пенсионеров.
Упрощая, свой метод я бы описал так: вычитаем из официальной статистики только чистые, однозначные вбросы, а затем — смотрим результат и пытаемся его проанализировать.
2012 год. Первый слом
Итак, начать стоит с президентской кампании 2012 года — последних больших «до крымских» выборов. Они, с одной стороны, проходили в условиях максимальной (на тот момент) мобилизации лояльного электората, а с другой, — затухающей, но еще не иссякшей протестной волны «белоленточного» движения.
Официальные данные
Явка - 65% или 71,7 миллион человек
Путин - 63% или 45,5 миллионов
Оппозиция - 36% или 26 миллионов
Скорректированные данные (по методу Шпилькина)
Явка - 56% или 61,5 миллиона
Путин - 57-58% или 35-36 миллионов
Оппозиция - 42% или 26 миллионов
На этих выборах за Путина было вброшено около 10 миллионов голосов. Интересно, что даже по официальным данным в 2012 году Владимир Владимирович набрал меньше 50% от списочного состава избирателей (109-110 миллионов человек). В итоговые протоколы были вписаны 45,5 «чуровских» миллиона — это меньше результата Дмитрия Медведева в 2008 году (52,5 миллиона) и меньше собственно путинских уровней 2004 года (49,5 миллиона).
По скорректированным данным в 2012 году Путин набрал 57-58% от явки, что составляет, в пределе, 36 миллионов голосов. Одновременно оппозиция совокупно получила 42% или 26 миллионов голосов. Эти цифры хорошо соотносятся с социологическими замерами: у подножья протестной волны, в сентябре 2011 года, рейтинг одобрения Путина (по исследованию «Левада-центра») оценивался в 68%; на пике протестов, в декабре 2011-го, — 63%, в конце 2012 года, уже после заката протестного движения, — те же 63%, а в ноябре 2013 года, за несколько месяцев до начала Олимпиады и революции в Украине, — 61%.
То есть можно с определенной уверенностью говорить, что к завершению большого, 13-летнего «до крымского» этапа Владимир Путин подходил, имея поддержку около 60% активного электората, тех самых 35-36 миллионов человек. Против Путина выступали примерно 40% активных избирателей, или 26 миллионов человек.
За вычетом грубых фальсификаций, это цифры фиксировали процесс вялотекущей утраты Путиным контроля над страной. Рейтинг, балансирующий на уровне 60%, для лидера авторитарной системы нельзя считать устойчивым. С другой стороны, 40% активных противников режима — это очень много. При таком соотношении элиты начинают испытывать тревожность, оппозиция бросается на «запах крови», в обществе появляются ожидания скорых перемен. От рейтинга 60% до серьезных, почти революционных волнений — один шаг, что и показали события 2011-12 годов.
После трудной, потной мобилизации 2012 года режиму требовался прорыв — без него успешно преодолеть электоральный цикл 2016-18 годов было затруднительно, или вовсе невозможно. Впереди маячила «вторая болотная», причем более массовая, обширная и злая. К концу 2013 года экономическая модель зрелого Путинизма себя полностью исчерпала: ВВП страны вырос на жалкие 1,8%. И это при цене на нефть в 110 долларов за баррель, отсутствии санкций, спокойных отношениях с Европой и США, крайне благоприятной конъюнктуре в мировой экономике.
Иными словами, экономического решения для преодоления близкого кризиса власти не просматривалось. Но Владимир Путин нашел ответ, как водится, — асимметричный, не из области улучшения жизни граждан, а из пространства геополитики. Этим ответом стала «Крымская весна».
Продолжение следует. В следующей части говорим про крымский консенсус и триумф (без шуток) Путина на выборах 2018 года.
