Александр Ковальджи: "Одаренными детьми смогут торговать, как футболистами"
Что происходит с Концепцией по работе с талантливой молодежью, которая была принята месяц назад? Почему пропал альтернативный ей Колмогоровский проект? И вообще, что происходит с отечественным школьным образованием: можно ли говорить о свободе учительского и ученического творчества, или это – пустая декларация из нового Стандарта для старшей школы и уже упомянутой Концепции ? Об этом и не только, обозреватель «Русского журнала» беседует с заместителем директора физико-матемтического Лицея «Вторая школа» Александром Ковальджи.
* * *
Хорошо рисуешь в детском саду – быть тебе художником
Русский журнал: Александр Кириллович, давайте начнем разговор с того, изменится ли что-то в подходе к работе с талантливыми детьми после того, как уже принята соответствующая Концепция (правда, до сих пор не утвержден Комплекс мер для ее реализации: нам обещали его принять к 1 июля)?
Александр Ковальджи: Полгода мы бились с Концепцией по развитию талантов, и нам как будто бы удалось убрать самую больную вещь, которая лежала в ее основе: попытку выявить всех одаренных, начиная с дошкольного возраста и дальше их цепями привязать к тем успехам, которые у них проявились. Этого нельзя делать, потому что ребенок – существо динамичное, он переключается, увлекается, тут велика роль личности (человек может полностью поменять направление своих интересов, если он встретился с ярким взрослым). К тому же, дети всегда знают, кто чего стоит. На одного навесили ярлычок «одаренный», а другой чувствует, что его превосходит, но у него такого ярлычка нет. А значит, нет гранта (если верить этой Концепции, гранты будут получать одаренные дети и их учителя – Н.И.-Г.). Возникнут обиды, вражда.
Как будто, нам удалось убедить отказаться от этой идеи: слово «выявление» осталось только в названии («Концепция выявления, развития и сопровождения талантливой молодежи»).
РЖ: А почему как будто бы удалось?
А.К.: Потому что, примерно две недели назад была встреча нового вице-премьера Ольги Голодец с Дмитрием Медведевым (стенограмма опубликована), где сказано, что надо выявлять одаренных с дошкольного возраста.
РЖ: То есть, то, от чего вы пытались отказаться, снова вернулось?
А.К.: Да. Я пытался выйти на Ольгу Голодец, связаться с ее пресс-секретарем. Ни один телефон не отвечал.
РЖ: С проблемой так называемых «одаренных детей» связана другая, не менее важная. Я имею в виду ситуацию с лицеями и гимназиями, от которых решили отказаться в проекте нового интегрированного закона «Об образовании».
А.К.: Да. И никто не собирается менять установки этого закона. Единственная надежда – что из всяких правил будут исключения. И такие лицеи, как наш, например, сохранятся.
РЖ: Но тогда зачем все эти новые правила?
А.К.: Я объясню, зачем. Затем, чтобы все хорошие школы поставить в зависимость: начальство захочет пошевелить пальцем – будут у вашей школы дополнительные преимущества, не захочет – не будут. Мы попадем просто в большую зависимость. Да, сделают для нас исключения, но мы будем на крючке: в любой момент с нас эти льготы и исключения снимут.
Укрупнение и слияние школ делу не поможет
РЖ: Вернемся к «одаренным» (термин этот очень условный) детям. Как вам идея объединить в этой Концепции «одаренных» математиков с не менее «одаренными» танцорами, шахматистами и пловцами?..
А.К.: В новых стандартах для старшей школы (они были недавно тайно приняты – Н.И.-Г.) декларированы так называемые «индивидуальные траектории развития». Каждый чем захотел, тем и будет заниматься. Сама идея замечательная. Но если раньше были Дома пионеров и Станции технического творчества, кружки и факультативы, то сейчас этого нет. И непонятно, как это осуществить в ситуации абсолютной нехватки учителей. Потому что в малых и средних по размеру школах нельзя обеспечить большое разнообразие. Кстати, во многих странах Европы стали строить огромные школы – от двух тысяч и больше детей. Тогда получается большой штат учителей, и можно обеспечить все предметы на двух уровнях.
РЖ: У нас так же укрупняют сельские школы… Говорят, что в малокомплектных школах нет такого разнообразия учителей, как в базовых, больших учебных заведениях.
А.К.: Но это – провальная идея. Вспомним, как у нас укрупняли деревни, вплоть до того, что в малых деревнях отключали свет, переставали завозить продукты. Но дело в том, что молодежь побежала не на центральную усадьбу, а прямо в город. В результате – опустели поля. А сбежавшие экс-крестьяне стали люмпенами.
Сейчас укрупнение школ приведет к тому, что будет имитация деятельности. Есть и второй метод укрупнения школ путем их слияния. Берут две мелкие школы и делают одну побольше. Но опыт показывает, что такое механическое слияние очень болезненно: каждый коллектив остается обособленным, они не перемешиваются. Конфликтуют и дети, и учителя. Плюс – неприспособленные помещения (школы до этого были в разных зданиях, а теперь в одном). Бывают формальные слияния. Но что – дети будут бегать через дорогу из одной школы в другую на какой-то предмет? Тут целый комплекс проблем.
Кстати, американцы проводили обследование, и оказалось, что качество обучения в небольших школах выше, чем в крупных. В крупных школах происходит обезличивание. Это большой муравейник. А в небольших – более семейная обстановка, все друг друга знают…
В этом смысле я считаю большим перегибом ставку на электронные средства обучения. Можно собрать коллекцию самых лучших лекций, экспериментов, но душа человека зажигается от личности к личности. Любовь учителя к своему предмету, мировоззрение передаются только при общении. Электронное обучение хорошо как дополнение. Но сейчас есть попытка вообще избавиться от учителя. Он нужен, в лучшем случае, как надсмотрщик, контролер, а ребята там сами как-нибудь выучатся. Но это – иллюзия. Все эти электронные штуки должны быть лишь в помощь учителю, но не вместо него.
РЖ: Но у нас же все делается для того, чтобы на образовании сэкономить…
А.К.: Совершенно верно. Сократим учителей? – сколько денег сэкономим.
РЖ: И школы сливают для этого.
А.К.: Да. Станет меньше персонала: было два директора, станет – один. Было две отчетности – станет одна.
РЖ: Сливают вузы, школы с детскими садами….
А.К.: Это мания гигантизма. Я помню, как в свое время в нечерноземье была мания укрупнять животноводческие комплексы. Был комплекс в сто тысяч голов свиней. В итоге все это провалилось. Возникали эпидемии, и приходилось сжигать эти гигантские комплексы. Потом это страшная экологическая проблема: представьте, какая река навоза попадала в местную реку от этих ста тысяч. И, вместо того, чтобы навоз вывозить на поля, отравляли рыбу и людей.
РЖ: Почему мы не учимся на своих ошибках. Историю не изучаем.
А.К.: А зачем изучать историю? Эти люди – временщики. Пришли, урвали свое, и исчезли. И никто о них не вспомнит. К сожалению, все делается очень спешно, очень насильственно. Исследования американцев говорит о том, что даже самые хорошие начинания (как сейчас говорят «инновации») не проходят, если не убедить в их необходимости исполнителей. То есть, если директора, учителя и родители не понимают смысла реформ, то они провалятся. Если люди не восприняли их как что-то нужное, полезное, ничего не получится. Потом все кусают локти, но уже – поздно. У нас административная система, которая умеет только навязывать и давить.
И еще: поскольку у нас образование приравнено к сфере услуг, а сфера услуг должна приносить прибыль, то у меня большое опасение, что вся компания по выявлению одаренных детей в итоге сведется к тому, что этими «одаренными» будут торговать. Как футболистами. Ребенок же приносит прибыль, под него дают гранты и учителям, и школе. Детей будут перекупать другие школы. Я опасаюсь за то, что им не будет дана возможность нормально развиваться. Ведь всякая ранняя специализация вредна. Должно быть широкое, свободное развитие. Только к старшим классам ребенок должен определяться. Некоторые определяются лишь к вузу, а некоторые – позже. Величайший математик Карл Фридрих Гаусс определился только в девятнадцать лет: выбирал между лингвистикой и математикой. И это нормально. Человек должен приобрести широкую культуру, попробовать много чего прежде, чем принять судьбоносное для себя решение.
РЖ: А исходя из новых стандартов и из новой Концепции развития одаренности ребенок уже не сможет отступить от выбранного пути…
А.К.: Да. Например, он что-то хорошо нарисовал. Все! Его теперь заставят быть художником. Это кормушка: ты за свои художества приносишь деньги семье и учителю. Значит, тебе уже не дадут заняться биологией или математикой.
Чем больше IQ,тем выше ВВП
РЖ: Выходит, что от этой Концепции в итоге один вред?
А.К.: Концепция концепции – рознь. Ее можно сделать разумно, а можно – безумно. Сейчас непонятно, зачем она сделана. Впечатление, что она придумана под влиянием модели доктора психологических наук Дмитрия Ушакова. В 2009-м году было заседание Президиума психологического общества Москвы, на котором выступал Ушаков. Так получилось, что я был на заседании. Ушаков исследовал опыт стран, где проводились тесты IQ(тесты на интеллект). И обнаружил, что есть хорошая связь между средним уровнем интеллекта в государстве и уровнем ВВП (валового внутреннего продукта на душу населения). Отсюда им был сделан вывод: если уровень интеллекта повысить на один процент, то валовый продукт вырастет на 6 или 7 процентов.
Но все дело в том, что эта связь чисто статистическая, то есть не причинная. И попытка сделать причинную интерпретацию ненаучна. Я тогда встал и сказал: я, кажется, единственный математик среди вас. По-моему модель совершенно несостоятельна ни по постановке вопроса, ни по статистической базе, ни по математическому аппарату, ни по выводам. И, более того, тут прямые ошибки в формулах.
Сразу после меня выступает академик Александр Асмолов, который говорит: ребята, это вопрос политический. Вы не понимаете, какие деньги пойдут в психологическую науку, если мы реализуем эту модель! И призвал: немедленно это – на стол Президенту. Что и было сделано. В итоге, Ушаков как раз и стал одним из разработчиков «президентской» Концепции о талантливой молодежи. Я спросил его об этом в письме, и он в этом признался.
РЖ: Какой глобальный вывод для Концепции был сделан на основании идеи Ушакова?
А.К.: Глобальный вывод был такой: легче всего повышать уровень интеллекта общества именно на одаренных детях, потому что они быстрее всего развиваются и дают самые высокие результаты.
РЖ: А на всех остальных наплевать? На них можно опять же сэкономить?
А.К.: А в остальных нужно слишком много вкладывать, чтобы повысить их интеллект.
Про Колмоговский проект было забыто
РЖ: А что с Колмогоровским проектом, альтернативным тому, который в итоге восторжествовал? (о нем «РЖ» несколько раз рассказывал – Н.И-Г).
А.К.: Он забыт У нас ведь каждый проект ассоциируется с деньгами. Нужно войти в какие-то целевые программы, «комплексы мер» и т.д. Но деньги делить хотят люди, которые создали другой проект. Они хотят получить свой кусок пирога.
Никакой вариативности нет
РЖ: На самом деле, все, что связано с реформой образования вырождается в пустые слова. Пустыми являются и разговоры о вариативности, индивидуальной траектории, которую может, по новому стандарту, выбрать любой ученик.
А.К.: Как можно осуществлять индивидуальную траекторию, если учителя все время контролируют? В итоге все будут просто писать отчеты об «индивидуальной траектории». Увы, но отчеты у нас – главное. Учителю же нужна свобода, нужно доверие к его деятельности. А сейчас от него требуют поурочное планирование на год вперед. Но почему мне не дают возможность менять это по ходу дела? Оценивать учителя надо по конечному результату. Есть четыре раза в год рубежные контрольные, есть более крупные – в конце года. Если у учителя – постоянные хорошие результаты, он должен получать свободу маневра.
РЖ: То есть, учителя нужно оценивать по конечным результатам его учеников?
А.К.: Да. Но тут важно, что считать хорошим результатом. Ведь у всех школ – разный контингент, их категорически нельзя сравнивать по ЕГЭ или олимпиадам. Есть такой учитель Вадим Слуцкий из Петрозаводска. У него самые обычные, запущенные дети (многие из которых были на грани ухода в колонию), становятся людьми, пишут стихи. Они, естественно, не демонстрируют побед в олимпиадах, высоких баллов по ЕГЭ. Но труд такого учителя надо уметь оценивать, начальство должно перед ним снимать шляпу. Но этого никто не делает, наоборот, его буквально выживают. У нас система построена на том, что учитель – двоечник. Например, к нам, во «Вторую школу», приходили проверяющие, так вот, мы в их глазах – двоечники. Директора по новым правилам могут снять без объяснения причин. Но школа так не может работать, школа должна иметь определенную автономию.
РЖ: Но чиновники, по-моему, не способны изменить подход к оценке школ, учителей. Им проще всех – под одну гребенку.
А.К.: Совершенно верно. Они скажут: трудно контролировать, лицензировать, давайте всех оценивать одинаково. Но это большая ошибка.
Можно ли что-то изменить в отдельности, не меняя ничего в целом?
РЖ: Возникает вопрос: можно ли реформировать систему образования в отрыве от всех проблем нашего государства. Ведь школа – отражение всего того, что у нас накопились.
А.К.: К сожалению, я вижу много общесистемных вещей, которые просто отражаются на образовании, и вряд ли что-то можно исправить внутренними средствами. У нас нет гражданского общества. То есть, нет никакого контроля снизу. Чиновник – это абсолютная власть. Получился феодальный строй: у каждого чиновника есть вотчина со своим натуральным хозяйством.
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова
