Славянский треугольник Николая Мельника
– Николай Викторович, ваша фамилия говорит о принадлежности ваших праотцов к мельничному делу?
– Я знаю свою семью до четвертого колена, мельников в ней не было. Мои прадеды были крестьянами. Оба, как сейчас говорят, из Украины. Прабабушки: одна – с Орловщины, другая – из-под Витебска. Я называю это своим славянским треугольником. Досадно, что ныне родные места моих предков находятся в трех разных государствах. В здешние места они перебрались в конце XIX века в связи со столыпинской реформой. Нашли вверх по Белой в сорока километрах от Бельска место, где вода льдом не покрылась, там и обосновались. Главным богатством для них была тайга, красивые места, много земли и леса. Позже от охотников я слышал, что наши предки селились так же: если хочешь найти стоянку древних людей – ищи место, где река не замерзает.
– Вы, наверное, любите тайгу, рыбалку?
– Своего первого хариуса весом граммов в четыреста я поймал в пять лет. С тех пор подвержен этой страсти. Хотя сейчас меня привлекает не столько рыбалка вообще, сколько рыбалка на моей речке, Малой Ирети, в самом верховье Присаянья. Люблю побродить по родным местам, понаблюдать в бинокль за сохатым, послушать, как кричат козлы. Мама до сих пор не хочет уезжать из нашей Тунгуски. Я стараюсь несколько раз в год выбираться к ней в гости. И в эти приезды мы, бывает, на несколько дней уходим с друзьями детства в тайгу.
– Ваше детство было трудным?
– В материальном плане жили достаточно тяжело. Отец после тридцати пяти лет серьезно заболел, перешел из леспромхоза на более легкую работу, одно время возглавлял сельскую администрацию. Он был очень целеустремленным человеком, в последние годы знал, что безнадежно болен, что рано уйдет из жизни, но никогда ни на йоту не выдавал нам своей боли, до последнего дня держал себя в тонусе. Мама работала медсестрой. После смерти мужа всю заботу о семье ей пришлось взвалить на свои плечи. В таежной глубинке люди обычно надеются на себя. Мы держали большое хозяйство, и нам с сестрой – она на два года меня младше – конечно, приходилось в нем работать.
Косить я научился, когда мне было одиннадцать. Но впервые на сенокос дед взял меня четырехлетним пацаном. Помню, как дед босиком поднимался в гору, он был уже старым человеком, и сваленная сосна у тропы служила ему местом отдыха. Деда уже давно нет, а та сосна, хоть и трухлявая, еще лежит. Когда я бываю на этом месте, то думаю, сколь коротка человеческая жизнь по сравнению с миром природы, насколько она длинна по сравнению с окружающим миром. Надо ценить время, которое тебе отпущено.
– Родители часто надеются, что дети исполнят их собственные нереализованные мечты. Чего ваши родители ждали от вас?
– Отец крепко жалел, что война помешала продолжить учебу. Его старший брат вернулся с фронта с тяжелым ранением и через два года скончался, на отца легло решение многих семейных вопросов. Наверное, поэтому у нас с сестрой была установка непременно получить высшее образование. В представлениях отца я должен был стать инженером. Учеба давалась мне легко, школу закончил с серебряной медалью. Больше любил математику, поэтому долго размышлять над выбором вуза не пришлось. После школы поехал в Иркутск, с вокзала заскочил в университет, увидел в списке специальностей радиофизику, решил, что это интересно, и написал заявление.
– Тяжело было сельскому парнишке пробиться в городе?
– В университет поступил без проблем, хотя конкурс был большой – по заявлениям двенадцать человек, после сдачи экзаменов – шесть человек на место. Кстати, мое деревенское происхождение сыграло роль: Иосиф Антонович Парфианович, знаменитый декан физико-математического факультета, как узнал, что я окончил сельскую школу, сразу включил меня в список поступивших.
А вообще с адаптацией у меня сложностей не было. Я был приучен к самостоятельности, потому что последние два класса учился в интернате. Тогда все леспромхозы были связаны воздушными маршрутами. Бывало, в пятницу вечером выскочишь из автобуса, Ан-2 уже готовится взлетать, пилот в форточку выглянет: «Тебе куда? Ну, беги за билетом». Пятнадцать минут – и дома. А в понедельник девятичасовым рейсом обратно. Сейчас я с большим сожалением отмечаю, что малую авиацию мы похоронили. Для нашей области это большая беда.
– Мечта отца сбылась, вы стали инженером?
– Да, первое время моей работы по специальности – начало 70-х годов – отмечено мощным внедрением повсюду электронной вычислительной техники. Последний курс я учился в Питере, где мне довелось участвовать в проекте создания электронного оборудования для первого советского авианосца «Минск». Там же защитил диплом, были предложения остаться, некоторое время я даже работал в НИИ радиоаппаратуры. Но понял, что мои края – Сибирь. Вернулся и в 1974 году устроился на завод тяжелого машиностроения имени Куйбышева, в отдел АСУП.
– Там же, на заводе, началась ваша партийная карьера?
– Да. Мне было двадцать восемь – на выходе комсомольский возраст, – когда я получил предложение возглавить заводской комитет комсомола. Поначалу отказывался, все-таки это перемена образа жизни, по сути, смена профессии. Хотя школьный директор верно подметила: «Это тебе на роду написано». А тогда на заводе решающее слово сказала не партия, а директор Мармонтов Евгений Александрович: «Приступай к новым обязанностям. Пока на два года, потом посмотрим», – сказал так, что не поспоришь.
Двумя годами не обошлось – ступенька за ступенькой поднялся до первого секретаря Иркутского горкома КПСС. Не скрою, партийная работа мне нравилась. Хотя некоторые вещи я не принимал. Но на рубеже девяностых, когда закаленные партийные волки стали сжигать членские билеты, я просто не мог себе этого позволить. Все-таки был первым секретарем, в 1990 году стал делегатом съезда, мне приходилось много встречаться с людьми, и сбежать от всего этого, как крысы бегут с тонущего корабля, я не мог, совесть не позволяла.
– Каковы сейчас ваши партийные пристрастия?
– Нет никаких. Когда в 1991 году КПСС была фактически ликвидирована указом Ельцина, а потом восстановлена Конституционным судом, мы пытались воскресить на местах коммунистическую составляющую в обществе. Но потом стало ясно – коммунисты выбрали тупиковый путь. И что бы сейчас ни говорили о «Единой России», она повторяет те же самые ошибки.
– Николай Викторович, закончив партийную карьеру, вы не думали вернуться к своей профессии?
– Признаюсь, ждал от директора завода приглашения вернуться в родные пенаты, но его не последовало, я воспринял это как предательство, ведь с этим человеком мы не один год проработали вместе. Но тут Анатолий Леонидович Коцарь предложил заняться выставочно-ярмарочной деятельностью. Я окунулся в совершенно новую для меня бизнес-среду, где работает не иерархическая схема управления, а командный принцип принятия решений. Приятно сознавать свое причастие к созданию столь успешной рыночной структуры, как «Сибэкспоцентр».
– А то, что губернатор Борис Говорин предложил вам стать его заместителем, связано с вашей партийной деятельностью?
– Борис Александрович был председателем горисполкома. Естественно, мы всегда работали в контакте. В 1989-1990 годах, когда на него накатывали, с одной стороны, нарождавшаяся демократическая общественность, с другой, старая правящая элита, я как первый секретарь горкома не раз вставал на его сторону, просто чтобы дать ему возможность работать.
Когда горком КПСС расформировали, он первым предложил мне место – в аппарате горисполкома. Я отдавал себе отчет, что если приму приглашение, найдутся «добрые» люди, кто скажет: «Говорин прикрывает коммунистов» – и отказался. Став мэром, Борис Александрович повторил приглашение, но работа в городской администрации не представляла для меня особого интереса. Однако когда он баллотировался на первый губернаторский срок, я руководил его предвыборным штабом. И в 1998 году последовало очередное предложение – стать заместителем губернатора по промышленности – как раз мой профиль. То было сложное время: не выплачивались пенсии и зарплаты, Усть-Илимский БЛП стоял, завод Куйбышева находился на грани развала, весь лесной комплекс заготавливал всего восемь миллионов кубов древесины…
– Как в этих условиях можно было согласиться на такую «расстрельную» должность?!
– Я человек команды. Когда Говорин давал предвыборные обещания, я принимал на себя совокупную ответственность за выполнение этих обязательств. Кроме того, работать в обладминистрации мне было по-настоящему интересно. Да и ситуацию в области нам общими усилиями удалось переломить.
– Но за те три года, пока вы входили в высший эшелон областной власти, фамилия Мельник не раз звучала в контексте различных корпоративных конфликтов. Это что, издержки профессии?
– Скорее, должностные издержки. Законодательное собрание тогда вело активную борьбу с Говориным, а так как Мельник его последовательный сторонник, то доставалось и ему. Когда меня утверждали первым заместителем губернатора, энергетическая оппозиция организовала очень мощное сопротивление.
Ни одно из озвученных в те годы обвинений я не принимаю. Разговоры о том, что «Истлэнду» продали областной пакет акций «Востсибугля» – изначальная ложь, эти 14 процентов были внесены в уставный капитал Финансово-промышленной группы еще в 1995 году, за три года до моего прихода в администрацию. Кстати, новому менеджменту удалось стабилизировалась ситуацию в «Востсибугле».
Когда область взялась за Усольский химпром, возмущение последовало со стороны структур, по левым схемам выводивших продукцию предприятия. Сейчас комбинат работает, думаю, вызреет его вхождение в какой-нибудь холдинг.
Саянский химпром энергетики хотели обанкротить и перевести в собственность «Иркутскэнерго». Конечно, не препятствовать реализации этого плана было нельзя. Тем более что меня избрали председателем совета директоров предприятия.
На Усть-Илимском ЛПК я как представитель органа власти выступил против схемы реструктуризации, реализованной «Роспромом»: активы комплекса были выведены в новое предприятие, долги брошены на старом. Но поскольку у области было всего 4,6 процента акций против 80 процентов «Роспрома», то наш голос не мог быть определяющим. В результате предприятие выжило, но пострадал бюджет, и нам ставили это в вину.
Мне действительно приходилось принимать удары на себя. Видимо, сказывается советское воспитание: «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Теперь можно утверждать, что многие ситуации можно было разрешить по-другому. Но, к сожалению, история не терпит сослагательного наклонения.
– В чем вы разошлись с губернатором Говориным?
– Во-первых, меня не устраивала тогда, не устраивает и сейчас некая устраненность региональной власти от проблем местного самоуправления, когда область со своим бюджетом и территории со своими трудностями существуют сами по себе, когда в одном и том же районе учреждения, получающие финансирование из региональной казны, ни в чем не испытывают нужды, а муниципальные структуры перебиваются с хлеба на воду. Я думаю, что задача областной власти – сбалансировать эти отношения.
Во-вторых, мне непонятен уход областной администрации от отраслевой структуры управления. Можно не вмешиваться в алюминиевый бизнес, который сегодня хорошо управляется двумя крупными холдингами. Но не регулировать взаимоотношения, например, в лесной отрасли, где работает полторы тысячи никак не связанных между собой юридических лиц, нельзя.
– Вы гибкий человек?
– Вопрос принципа для меня всегда актуален. Бывают ситуации, когда идти на уступки самому себе или кому бы то ни было нельзя. Но все же я человек компромиссов и в большинстве случаев пытаюсь наладить взаимодействие.
– Насколько вы открытый руководитель? К вам нужно заранее записываться на прием?
– Нет. Даже когда я работал в областной администрации, ко мне на прием по личным вопросам только однажды официально, через приемную, записалось четыре человека. Видимо, в тот день я действительно был очень занят, потому что и тогда, и сейчас стараюсь принимать всех, кто бы ни обращался, без всякой записи, сразу.
– После отставки с поста вице-губернатора вы работали в Альфа-банке. Эта деятельность оказалась для вас полезной?
– Я по-другому стал относиться к финансам, знаю, как найти решение, казалось бы, неразрешимой проблемы с точки зрения финансирования того или иного проекта. Еще одно приятное открытие я сделал, управляя ангарским допофисом Альфа-банка. Общаясь со своими подчиненными, самый старший из которых как минимум в полтора раза младше меня, я с удовольствием отметил, какие замечательные – амбициозные, профессиональные, способные – ребята приходят в бизнес.
– Своими собственными детьми вы довольны?
– Повода упрекнуть их у меня не было. Мы не строили в их мечтах воздушные замки, готовили к тому, что всего в жизни они должны добиваться сами. Оля окончила иняз, работает психологом, развивается в этом направлении. Виктор страстный любитель автомобилей, поступил сразу в два вуза – политех и нархоз. Выбор сделал в пользу экономики, из политехнического его отпускать не хотели, и это был единственный случай, когда я воспользовался ради детей своим авторитетом – забрал его документы из института. Мне интересен круг его общения. Это как раз такие ребята, о которых я говорил – умные, целеустремленные. Виктор работает на моем родном заводе тяжелого машиностроения. Начал с рядового инженера-экономиста, сейчас – начальник финансового отдела.
– А чем занимается ваша супруга?
– Татьяна всю жизнь посвятила медицине и тоже работает на ИЗТМ. Мы оба «рыбы», оба родились 4 марта. У жены сильны лидерские функции, и я этого не лишен. Говорят, таким людям сложно уживаться вместе, у нас получается. В сентябре Татьяна по льготному стажу выходит на пенсию и переезжает ко мне в Саянск.
– Кстати, о Саянске. Девять месяцев назад в качестве генерального директора вы пришли на одно из крупнейших предприятий области – «Саянскхимпласт». Вы хорошо помните свой первый рабочий день на этом месте?
– Ощущение было, как будто на двадцать лет помолодел, вернулся на завод имени Куйбышева. Видимо, за все эти годы заводской дух из меня так и не выветрился.
– Николай Викторович, вы возглавили предприятие в период большой стройки. Каким будет завод по ее завершении?
– «Саянскхимпласт» – ведущий производитель поливинилхлорида в стране, его доля на рынке составляет 40 процентов. Завод практически на сто процентов использует свои производственные мощности. В прошлом году мы выпустили 245 тысяч тонн поливинилхлорида при проектных 250 тысячах. В результате реконструкции мощности основного производства «Саянскхимпласта» возрастут до 400 тысяч тонн ПВХ в год.
Российский рынок быстро растет. Об этом говорит хотя бы тот факт, что наши поставки на экспорт сократились с 30 процентов в прошлом году до шести процентов – за восемь месяцев этого года. Чтобы сохранить свои позиции на рынке, нам нужно активно развиваться. Собственно, эту цель и преследует поэтапная реконструкция завода. Модернизация проводится таким образом, что, запуская какой-то очередной объект в эксплуатацию, мы сразу получаем от него экономический эффект.
– Некоторое время назад ваше предприятие испытывало трудности с сырьем. В результате реконструкции эта проблема будет решена?
– Для производства 400 тысяч тонн ПВХ нам потребуется примерно 200 тысяч тонн этилена. Сегодня от нашего основного поставщика – Ангарского завода полимеров – мы получаем 120 тысяч. Чтобы развиваться дальше, мы должны найти альтернативный источник получения сырья. Эти возможности открывает региональный газовый проект, в рамках которого мы строим газоразделительный завод. Если ВСГК выполнит свои обязательства и подаст в Саянск 2,5 миллиарда (а по-хорошему надо 4 миллиарда) кубометров газа в год, то к 2010 году «Саянскхимпласт» будет полностью обеспечен собственным этиленом. При этом мы не отказываемся от ангарских поставок.
Кроме того, мы осуществляем проект конверсии ртутного электролиза на мембранный, который несет в себе и экологический, и экономический эффект. К июлю будущего года новое производство будет запущено в эксплуатацию, и тогда мы не только избавимся от ртути, но и полностью обеспечим себя одним из основных видов сырья – хлором. «Саянскхимпласт» – это предприятие со здоровым коллективом, с хорошими традициями, с ясным будущим. Мне здесь интересно.
