Байкальские шаманы и шоумены
Сын бурятского шамана Владимир Буинов пригласил меня на собственное сожжение. Сжигать умерших в лесу за поселком — древний обычай, который до сих пор жив на Байкале. «Приходи, я тебя приглашаю! — сказал он то ли в шутку, то ли всерьез. — Посмотришь, как улетит моя душа!»
А потом добавил: «Мне 62 года. Я еще поживу. А когда умру, ты прилетишь из Москвы и мне будет приятно». Я согласился, хотя мысленно и пожелал ему долгих лет жизни.
Мы встретились во дворе дома Буинова, на острове Ольхон посреди Байкала. Шаманы всего мира считают, что именно там находится мистическое место, где лучше всего общаться с духами. Каждое лето паром перевозит туда тысячи паломников, в том числе и тех, кто, лишь сойдя на берег, объявляет себя Богом или его бессмертным воплощением. «Потомки маклаудов» устраивают шоу на бурятских святынях и вербуют местных жителей, посвящая их в «жрецы» и «магистры». Тут же камлают и режут жертвенных баранов настоящие шаманы, прибывшие на слет из Якутии и обеих Америк. А в это время в домах бурятов проводят житейские обряды и исцеляют людей родовые старейшины — «шаманы клана».
Владимир Буинов живет на окраине поселка Хужир, у легендарного мыса Бурхан. «Посвященные» считают Ольхон «энергетическим сердцем» самого глубокого на планете пресноводного моря-озера, а Бурхан — одной из девяти святынь Азии. Это сюда бежали сибирские шаманы, спасаясь от нукеров Чингисхана и репрессий революции. Такие слова, как «заповедник духов», «избранная земля», «прародина («последний оплот») шаманизма», находят у островитян живой отклик. Пока на Ольхон не пришли русские, Бурхан (по-бурятски «бог») был «табу» — иноверцам и женщинам не разрешалось даже близко подходить к жилищу духов, а копыта своих коней, подъезжая к мысу, буряты оборачивали мягкими тряпками.
Разбирая рыбацкую сеть во дворе усадьбы, Буинов уточнил, как происходит обряд сожжения, на который не пускают посторонних: близкие умершего вместе с шаманом относят тело (без гроба) в лес и обкладывают распиленными стволами. Затем разводят под древесным саркофагом костер и уходят, не дожидаясь конца. Наутро полагается прийти и проверить, все ли сгорело… Его родного брата, известного хирурга Бориса Буинова, так и сожгли в лесу под Хужиром.
Бурят, доктор медицинских наук, он преподавал в мединституте в Иркутске. Многие годы оперировал и спасал людей, но в итоге сам оказался под скальпелем хирурга — на трансплантации почки. Деньги на лечение собирали всем поселком. Но началось отторжение органа… За год до смерти Буинов-врач приехал домой на костылях: лекарства выводили из организма слишком много кальция. «Одно бедро уже разрушилось, — объяснил он, — второе на очереди. И еще я слепну». А перед смертью попросил, чтобы его «сожгли по обычаю». После совершения обряда по Хужиру пополз слух, что пересаженная почка не сгорела. Я спросил об этом Владимира Буинова. Он подтвердил: «Так и вышло. Утром глядим — а почка-то цела! Я сам видел: все серое и черное, а среди пепла лежит что-то, как яичный желток. Взяли, разломили, а она внутри — сырая и зеленого цвета. Собрали прах в мешок и отвезли на кладбище…»
Я говорю Буинову, что слышал, будто во время сожжения в лесу случается так: не сгорает тот орган, из-за болезни которого человек умер. По этому признаку шаманы и узнают причину недуга… Тот качает головой: «Так бывает. Но в почке брата совсем не было мяса, одна химия, которой его пичкали. Поэтому она и не сожглась!»
Сам Владимир Буинов похож на колдуна-«брухо» из произведений Кастанеды: он мудр, по-своему красив, хотя и горбат, ростом — мне по грудь, но не кажется карликом. Глядя на него, веришь, что, как говорит гипотеза, предки индейцев Америки пришли с Байкала… «Мой отец, Бужга Буинтуевич, мог вправлять суставы, позвоночник, был костоправ. Снимал сглаз и порчу. А меня вылечить не смог. Делал-делал, не вышло никак. Мне очень больно было, я помню, четыре года исполнилось тогда… Я родился в юрте в улусе. Отец имел шаманскую силу, но меня обрядам не учил. Я потом сам как-то вспомнил!»
Сейчас на Ольхоне почти некому (помимо приезжих) делать обряды. Кроме Буинова при случае шаманят еще два старика-бурята — Виктор и дядя Кеша. Они «брызгают», чтобы ублажить духов, молоком или водкой и не считают себя истинными шаманами. «Последнее время брызгаем больше молоком, — говорит Буинов, — так лучше! Раньше брызгали тарасуном (молочная самогонка. — Авт.), но сейчас его шибко не гоняют… Но мы — не шаманы, а старейшины».
У Буинова пять дочерей и сын. В Хужире говорят, что желудок шамана Бужги, болевшего раком, тоже не сгорел в погребальном костре, как и почка его сына Бориса. А мать Владимира Буинова, умершая от инсульта (сосудистого заболевания), сгорела вся без остатка.
Хотя с материка на остров приезжает молодой шаман Валентин Хагдаев с дипломом и всеми формальными регалиями, к «старшему по духам» все равно ходят «поговорить». Однажды к Владимиру Бужигеевичу зашел американский саксофонист Пол Уинтер, известный аранжировками песен китов и волчьего воя. Его сопровождал Валентин Распутин. Музыкант, писатель и старик-бурят уединились на Бурхане. Там они проводили закат, пекли на рожнях омуля, а Буинов, напевая заклинания, совершил таинство. Про Хагдаева же приезжие недоброжелатели говорят — «шоу-шаман», намекая на то, что он, мол, работает на публику. Но самые увлекательные шоу на «шаманском» острове показывают сами паломники. Как-то двести мужчин и женщин из религиозно-оккультной секты «Радостея» разделись догола, вошли в воду у причала и стали сообща «производить обряд». А на протесты проходивших мимо бурятов отреагировали так: «Байкал священный, значит, в него нельзя входить в одежде, даже в купальнике. И вообще, скоро все люди сроднятся, не будет ни мужчин, ни женщин!»
«С такими «камланиями», — заметил кто-то из очевидцев, — на Байкале скоро не останется ни самих бурятов, ни их шаманов…» Духи Ольхона отозвались молчанием.
