Почему Сергея Анатольевича загрызла собака

Сергей Анатольевич работал преподавателем одного из университетов Иркутска.

Осторожно проживая свою жизнь, он и подумать не мог, какая лютая и нелепая смерть ему уготована.

Сергей Анатольевич преподавал социологию. Буквально пару слов об этом. Его занятия всегда начинались по одной схеме: Сергей Анатольевич в полупоклоне юркнет в кабинет и быстро направится к кафедре, мимоходом робко и… заискивающе, что ли, оглядывая студентов; дойдя до кафедры, обязательно кашлянет, перед тем, как поприветствовать собравшихся, и на весу, неуклюже, раза с третьего откроет свой истрепанный портфель. Из портфеля Сергею Анатольевичу необходимо достать мел. Свой мел.

За время, что совершаются все эти действия, не шевельнется ни один студент. Им уже известно, что появление Сергея Анатольевича ровным счетом ничего не значит. Для учащихся он – вестник скуки. Впрочем, не для всех. Изредка попадались и заинтересованные в предмете. Среди таких Сергею Анатольевичу особенно запомнилась Анастасия Андреевна Третьякова, студентка второго курса, УП-06-02. Миловидная и внимательная девушка. Про себя Сергей Анатольевич называл ее «Настенька». «Настенька» запала в душу Сергею Анатольевичу сразу. Он часто представлял себе их свадьбу. Следующей шла фантазия о детях: всего Сергей Анатольевич наметил себе четырех ребятишек – наливные плоды здоровой семейной жизни, через одного – мальчик-девочка, мальчик-девочка…

Социологию «Настенька» сдала на отлично, и больше Сергей Анатольевич ее никогда не видел. Два раза он даже плакал по этому поводу. Единственное, что Сергей Анатольевич отыскал себе в утешение, так это затертую и еле живую мудрость: «с глаз долой – из сердца вон». Он часто проговаривал ее, когда оставался один, – то есть всегда. Стоит ли говорить, что это была ненадежная опора человеческому сердцу.

Сергей Анатольевич много томился. Чтобы хоть как-то облегчить нищету своих тоскующих чувств, он начал… гулять, и скоро это вошло у него в привычку. Но тут важно уточнить. Сергей Анатольевич никогда не говорил себе: «Иду погулять». Вместо этого он говорил: «Пойду, прогуляюсь». В этом «прогуляюсь» Сергею Анатольевичу виделся некий элемент случайности.

«Прогуливаясь, можно встретить свою судьбу. А гуляя, никого и ничего не встретишь, потому что это уже слишком самодостаточное действие» - так, прогуливаясь, размышлял Сергей Анатольевич.

Маршруты его были однообразны: сквер им. Кирова, нижняя набережная, центр города, бульвар Гагарина… словом, те места, которые всем у нас хорошо известны.

Со временем пешие прогулки Сергея Анатольевича дошли до автоматизма. В очередной раз прохаживаясь по отлично знакомой улице, Сергей Анатольевич касался предметов глазами, но никак не душой, и поэтому суть вещей оставалась для него малоинтересной тайной.

Но вот однажды, во время одной из прогулок, случилось кое-то необычное.

Сергей Анатольевич, прогуливаясь по бульвару Гагарина (по набережной), увидел на бетонном парапете надпись: РИТА ТЫ ЧУДО В МОЕЙ ЖИЗНИ ТВОЙ САША. Эту надпись он видел и раньше, но в этот раз его мысль сделала особенное ударение на слове – ЧУДО…

«А было ли чудо в моей жизни?» – подумал Сергей Анатольевич, – «Должно быть, было, но почему я тогда ничего о нем не помню?».

Сергей Анатольевич пошел быстрее.

Все вокруг было такое привычное и скучное, что Сергею Анатольевичу сделалось мутно.

«Что такое?! Чудо! Чудо? Было, было…»

Он шел еще некоторое время вперед, а потом повернул налево, чтобы ступить на ту половину набережной, которая располагалась ближе к дороге.

«Было, было чудо! Только я, наверное, забыл!»

Сергей Анатольевич еще прибавил шагу.

«Так значит, надо найти! отыскать и вернуть…»

Он остановился. Осмотрелся, куда бы ему пойти дальше.

«Туда!»

Сергей Анатольевич повернул на Горького. Когда он перебегал дорогу, то спешил так, что даже не смотрел по сторонам, и его чуть не сбила машина.

С Горького – направо, на 5-й армии, но шел по ней недолго, до первого перекрестка.

«Гашек! Черт побери!... а дальше театр. А я часто мимо театра хожу… Нет! Надо запутать себя! Запутать, потеряться!...»

Он повернул назад, вернулся на Горького, пошел выше, но и тут не дошел дальше перекрестка.

«…пропал я! Пропал! Впереди – Ленина! Я слишком хорошо знаю ее, чтобы там можно было от меня что-нибудь спрятать!...»

- Дура! – Крикнул Сергей Анатольевич куда-то вперед и сорвался с места, перебегая на Разина.

Он мчался быстро, на износе своего неподготовленного и немолодого тела, но ему казалось, что можно еще быстрее. Он распалял себя все больше и больше.

Вдалеке, над невысокими домами на Степана Разина, слева и справа, возвышались два больших здания.

«Точно клыки рыжей пасти…» - молнией пронеслось у Сергея Анатольевича в голове.

«Надо выбежать, пока не захлопнулась! Вперед! Вперед! Ну!... Добежать до языка Глазковского моста, с его кончика – на другой берег, и я спасен! Пасть останется голодной! Я успею! успею!»

Он запутался в ногах, запнулся, упал, больно подвернул лодыжку и разбил нос. Суматошно встал, не отряхиваясь и не обращая внимания на кровь, попробовал бежать, с ужасом обнаружил, что не может – нога сильно болит…

«Железные ворота! Открыты! туда! скорей туда!»

Он кое-как доковылял до ворот, зашел, и повалился в высокую, запущенную траву. Ему слышался грохот и лязг гигантской челюсти. Он кричал, вздрагивал и не понимал, почему его до сих пор не перемололо.

На запах чужака из-за угла дома выбежала злая собака. Истошно лая, она бросилась на несчастного Сергея Анатольевича…

Поднятая собачьими лапами пыль еще стояла в воздухе, а Сергей Анатольевич был уже мертв.

На следующий день в одном из университетов Иркутска повесили объявление, в котором говорилось: «С прискорбием сообщаем о смерти безвременно ушедшего Харламова Сергея Анатольевича. Его доброта и че… »

На это объявление старались не смотреть.

Никто из студентов не сохранил памяти о Сергее Анатольевиче. Даже Анастасия Третьякова. К этому времени она окончила институт.