Кто мы?

Удивительным образом срифмовалась конкурсная программа «Кинотавра».

Думаю, основной причиной такого «монолитного» (и, к сожалению, монотонного) «высказывания» оказался возраст режиссеров. Восемь дебютов, несколько вторых картин. В подавляющем большинстве фильмы с недовыраженной авторской идеей, ориентированные строго на западные фестивали. Но в этих неполноценных высказываниях (в прошлом году программа была много сильнее, но год на год не приходится) есть общее устремление. Словно невидимый учитель задал всем тему для кино-сочинения. Радивые и нерадивые ученики пытаются подобрать ключи, нащупать плотность своего зыбко-песчаного времени. Сориентироваться, так сказать, на местности. И тогда, может, понять главное: «Кто я?» Так называется одна из конкурсных картин. Сами «имена» фильмов красноречиво говорят о безуспешных попытках их героев прописаться в здешнем социуме. «Пропавший без вести», «Другое небо», «Обратное движение», «Гастарбайтер», «Жить». Но как жить «лишним людям», «пропавшим без вести»?

«Сейчас досчитаю до пяти, и вы проснетесь», - говорит гипнотизер из фильма Ани Фенченко «Пропавший без вести». Не проснется. Герой картины вместе с паспортом утрачивает себя. В компании с другими потерянными душами без определенного места жительства движется на раздолбанном «Москвиче» по своей-чужой стране. Все оттого, что привык плыть по течению: «не вмешиваться», «не интересоваться», «не участвовать». Вот и оборачивается господином «никто», проживающим «нигде». Большинство героев конкурсной программы – его собратья по прописке в «диком поле» - неопределенном и тревожном месте жительства. В финале фильма на камеру движется обычная уличная толпа, иллюстрируя кафкианский эпиграф фильма «Вот так мы и идем, ветер пробирается всюду, где между нами есть щелочка».

«Теперь у меня нет имени, я еду в никуда из ниоткуда». Это уже герой фильма авангардиста Сергея Дебижева (того самого, что снял в 90-е сюрреалистическую мистификацию «2 капитана 2»). Бежит из имитационных гламурных джунглей в девственные дебри и древние храмы Камбоджи. Ядовитые змеи, съедобные тараканы, красные кхмеры менее токсичны, чем столичные фэшн-дьяволицы. Жанр фильма – бамбуковое кино. Или пестрый трансформер. Причино-следственные связи вьются лианами и безжалостно рубятся топориком монтажа. Камера любуется этникой и экзотикой. Чужой нищий и колоритный мир, подпрыгивая, куда-то несется и проваливается во временные колодцы. Режиссер говорит, что если смотреть фильм в два раза медленней – все встанет на свои места. Шпионы, масоны, мистика, криптология и конспирологии, порталы времени, местные податливые девушки, полуразрушенные храмы, поиски золотой статуи Будды и дурман-трава. В общем, Дэн Браун, начитавшийся философских и буддистских книжек и закусивший грибами. Персонаж Алексея Серебрякова – компиляция киноискателей приключений от Дугласа («Роман с камнем») до Форда («Индиана Джонс»). Впрочем, по мнению авторов, героем их фильма является сам фильм. Смотреть его интересно. Побольше бы этому гейзеру фантазии и придумок иронии, и картина вышла бы замечательная.

Персонажи большинства конкурсных фильмов - выпавшие птенцы из гнезда социума. Никем не подобранные скитальцы, «отказники» своей переменившейся до неузнаваемости матери-родины.

В Москву вместе с сынишкой приезжает чабан Хабиб, ищущий затерянную в мегаполисе жену. Философская притча Дмитрия Мамулии сделана по всем фестивальным канонам. В малоречивом медитативном движении фильма практически нет текста. На задаваемые вопросы (Почему мама уехала?) нет ответа. Ответ рассеян в пронизанной токами близкой смертью атмосфере фильма. Дохнут овцы и козы в стаде Хабиба. Телек с утра до ночи вопит о смертельной угрозе свиного гриппа. Гибель сынишки предсказана крупными планами с его жертвенными «овечьими глазами». Эпидемией «нежизни» охвачена Москва. Люминисцентная колба, в которой обитают «пытающиеся выжить». Санитарные пропускники, где людей моют как скот, задние дворы, подвалы с нарами, китайский публичный дом, подпольные пошивочные цеха, больницы, морги. Из жителей этого города оптика Хабиба выделяет лишь ментов, охранников и людей обочины. Тех, сквозь кого смотрят обычные горожане. Других людей и «другого неба» в фильме практически нет. Оно, «другое небо», как заметил Мамардашвили, видимо, «слишком далекое». Философ Мамулия сделал элегантное кино, в котором прием довлеет над эмоциональным строем картины. Приверженность «методу» овладела Андреем Стемповским. Герой «Обратного отсчета» не может вернуться с войны. То есть он вроде бы и возвращается из горячей точки, но и к миру не прирастает. А тут еще мама пригрела на груди девятилетнего «таджичонка». Фильм без музыки, почти без слов. Эмоции реакции практически спрятаны за непроницаемыми лицами. События убраны за кадр, мы наблюдаем лишь их последствия. Но ведь так и в жизни. Известие о смерти близкого человека настигает нас мгновенно, а дальше надо как-то долго жить с этой постоянной страшной новостью. Трагедия, в которой судьба играет главную роль, леденеет в гипертрофированной бесстрастности фильма, отчуждении всех ото всех. Прибавьте к этому отсутствие полноценных диалогов - то ли скорбное бесчувствие, то ли морок, то ли кошмар, привидевшийся матери, потерявшей в горячей точке сына. Все выдает в Андрее Стемповском киномана, последователя Брессона и Ким-Ки-Дука, в его несовершенной картине есть одно решительное достоинство – киногения.

Юный шофер Иванушка-дурачок (зовут его Егор Матвеев, а играет его Иван Добронравов, снявшийся в «Возвращении» Звягинцева) живет в муторной общаге, получает путевку в место, которого нет на карте. Едет в свой «родной» город, ищет на карте жизни себя. И это «белое пятно» медленно и трудно превращается в лицо. «Перемирие» опытного и своеобычного режиссера Светланы Проскуриной движется в русле традиций магического реализма. Если говорить еще об одной общей стилистической составляющей конкурсной программы, очевидно, что авторам скучно описывать реальность. Они отрываются (или пытаются оторваться) от поверхности реализма – в сказку, притчу.

Попавшие в воронку фатума, в «овраг на холме», как назывался сценарий Дмитрия Соболева для фильма Светланы Проскуриной, выбираются поодиночке. Теперь сказочным героям незачем отправляться за тридевять морей, чтобы горы свернуть и Горыныча убить. Путешествие к себе можно совершить, не выходя за пределы собственной улицы, города. И Горыныч как-то растворился в обыденности. Самоопределись, парень. Ты есть? Назови десять отличий тебя от других, соседей по общежитию, озверевших от скуки и убожества соотечественников.

Как тут не вспомнить Пашу из шукшинского «Живет такой парень», нарезающего километры по бескрайней родине и ищущего смысл жизни. Пашу, правда, от нынешних героев отличала страшная жажда и самой жизни и ее постижения. У персонажей нового российского кино это желание атрофировано.

Еще один Паша (Александр Яценко) в детективе Клима Шипенко - работник пляжного проката, затеривает документы, имя, а с ними и память, скрывая следы преступления, обводя вокруг пальца добросовестного и совестного следака. Но и у Паши сложные отношения с заскорузлой действительностью, в которой он – неказистый пигмей – выдает топчаны недоступным заезжим красавицам в бикини. Поэтому Паша глубоководно заныривает с пирса реальности в богатый мир эротических грез. Туда, где царит вовсе не обложечная, а близкая и понятная Жанна Фриске. Только она способна разглядеть в ничтожестве личность. Лихо скрученная в духе Жапризо детективная интрига страдает некоторыми психологическими и логическими пробелами, будто сочинял и монтировал ее человек, отчасти потерявший память. Тем не менее, сравнивая эту обладающую большим зрительским потенциалом работу Шипенко - с его же невнятным амбициозным прошлогодним дебютом «Непрощенные», можно говорить не только о явном профессиональном росте, но и явлении режиссера, способного снимать качественный мейнстрим.

В деревне укрывается от агрессии внешнего мира тридцатилетний столичный житель Юра (фильм «Явление природы» режиссеров Александра Лунгина и Сергея Осипьяна). Наладить, так сказать контакт. А то ведь «нет контакта». Ни с близкими, ни с самим собой. Сегодня эскапизм – массовое явление, форма душевной эмиграции. Юра, мучающий себя и других, пьющий водку с местным деревенским дурачком, орущий в лесу голосом Лешего – докапывается до сути вещей. Авторы тоже вроде бы силятся подхватить сущностные интонации и Чехова (его «Леший», история про непонимаемого и непринимаемого окружением человека), и телевизионного Эфроса, и Вампилова - но ощущения новизны в фильме, снятого в новейших технологиях (это фотоаппарат Canon MARK) у меня не возникло.

Конечно, в программе «Кинотавра» были фильмы и совсем другого толка. К примеру, семейное кино «Слон» Владимира Карабанова. Или алкогольная дуэль между крупным бизнесменом и предавшим его помощником в ленте «Сатисфакция» Анны Матисон. Но все же доминантной темой фестиваля стала самоидентификация - достаточное и необходимое условие выживания человека в антигуманитарной действительности. Не сберечь в себе человека, как велел Чехов, а хотя бы отыскать его. Возможно, кризис усилил это общее ощущение враждебности среды и отдельно взятого «я», которого эта среда выедает изнутри, а потом бесследно.

Вот взять, к примеру, вполне благополучного председателя жюри Карена Шахназарова, возглавляющего «Мосфильм». Родился он в Краснодаре. Теперь волнуется, что его родной город переименуют, как обещают, в Екатеринодар. В паспорте его в графе «место рождения» записано: «СССР». СССР давно уж нет, как нет. Скоро и название Краснодар может исчезнуть. «Так откуда я тогда?», - недоумевает Шахназаров. Вопрос не новый, задолго до «Кинотавра» мучились им. И не находили ответа: «Но кто мы и откуда, Когда от всех тех лет / Остались пересуды, А нас на свете нет?».