Правила игры: Отстоять ЕГЭ

Редакция приводит данную статью исключительно в качестве образца логики разработчиков и адептов ЕГЭ, которые искренне полагают, что для торжества их теорий не теории должны следовать логике жизни, а жизнь должна подгоняться под теорию...

Сталин и его приспешники дискредитировали слово «саботаж», обвиняя в нем своих политических противников и их последователей. Дискредитация состояла в том, что никаких доказательств саботажа — «умышленного срыва какого-либо мероприятия, уклонения от работы или умышленного недобросовестного ее выполнения», как определяет это слово энциклопедия, не было. А слово полезное — трудно не использовать его, рассказывая о том, как проходили в Москве вступительные испытания по ЕГЭ. Знакомый профессор рассказал, как 4 июня, в день сдачи ЕГЭ по математике, кафедра была просто облеплена родителями и знакомыми выпускников, на мобильных телефонах у которых были целые варианты или отдельные задачи теста. Студенты тоже поминутно отвечали на звонки тех, кто в этот момент сдавал экзамен. И массовость явления, и распространенность — знакомые учителя школ жалуются на особенно халатное отношение ответственных за проведение ЕГЭ в этом году — говорят о том, что противники ЕГЭ, отчаявшись добиться его отмены напрямую, пытаются его дискредитировать.

Конечно, у правительства должно хватить мужества, чтобы отстоять ЕГЭ. (Тем более что опубликованные результаты ЕГЭ по математике показывают, похоже, что саботаж если и был, то не особенно удался.) Тем не менее непреклонная твердость в отстаивании какой-то позиции уместна не всегда. Если речь идет о преодолении сопротивления какой-то бюрократии или специальных интересов — это одно дело. Но что если природа саботажа не в злом умысле или личной выгоде, а в искреннем желании исправить какую-то несправедливость? Если, например, те, кто проводил экзамены в Москве, хотели просто помочь московским школьникам в конкурентной борьбе с ребятами из регионов, которые в прошлые годы демонстрировали неожиданно высокие средние показатели? В этом случае, возможно, требуются какие-то изменения.

Одной очевидной проблемой является то, что вузы теперь слишком сильно связаны необходимостью использовать результаты ЕГЭ для отбора абитуриентов. Если бы вузы имели право сами определять, какой процент мест отведен ЕГЭ (и эти места финансировались бы из бюджета отдельно), какой процент распределяется по итогам экзаменов, которые вуз определяет сам, а какой — «продается», было бы легче не только вузам. Талантливые дети (именно они больше всего страдают от манипуляций с ЕГЭ в других регионах) не были бы так связаны необходимостью любой ценой получать высокий балл, а «саботажники» не испытывали бы к ним такой жалости — дисциплину было бы устанавливать легче. Собственно, олимпиады, которые было позволено проводить вузам, должны были в какой-то мере осуществлять именно эту функцию. Но кому-то пришло в голову, что олимпиадам должны быть присвоены «уровни» и вузы должны принимать детей по результатам «чужих» олимпиад. Неужели трудно было догадаться, что найдутся олимпиады, организаторы которых выдадут тысячи первых дипломов? Или надо вспоминать словарную статью «вредительство»?

Константин Сонин, профессор Российской экономической школы