Рисуют мальчики войну
Моему младшему сыну 10 лет.
Приехав из спортивно - туристического лагеря, он рассказал мне, что один раз, в свободное от «программных» и инициативных физических нагрузок время, они, как это ни удивительно, решили порисовать. И что совсем не удивляет – большинство мальчиков (а их было раза в три-четыре больше, чем девочек) рисовало войну. А среди этих последних очень многие, если не большинство – войну России с Америкой. Причем некоторые изображали нападение США на Россию, а другие – превентивный удар российских Вооруженных сил по американцам, явно полагая это не только вполне разумным, но и морально приемлемым и оправданным.
Я навещал сына в лагере во время «родительского» дня, видел этих ребят, они показались мне вполне симпатичными и добродушными. Я, разумеется, безгранично далек от того, чтобы обвинять их, десятилетних или около того, в человеконенавистничестве, жажде войны, крови, стремлении к убийствам и других ужасах. Их ровесники во все времена играли в войну, рисовали войну, любили читать о войне. Да, мы в их возрасте при этом имели в виду Великую Отечественную, которую, в отличие от всех остальных, называли просто «войной», без всяких дополнительных пояснений и определений. Сменились поколения, и сменились образы. Не у всех, но у многих.
И понятно, почему именно Америка. Ребята смотрят телевизор, слушают радио, а, может быть, даже читают газеты. Да и в школе их теперь опять учат «в соответствии с генеральной линией партии». Но вот что поразительно, а для меня и абсолютно ново, так это – готовность стать агрессорами. Этого даже в советское время не было. Даже в 1939-м загадочные «белофинны» первыми напали на миролюбивый СССР. И официозная сталинская пропаганда провозглашала симпатию к «северной соседке» и ее гражданам: «Принимай нас, Суоми-красавица, поскорей отворяй ворота…» А здесь – нечто не просто иное, а прямо противоположенное. Готовность напасть первыми, не прикрытая заботой об интересах народа той страны, на которую нападают или хотят напасть. А это, независимо от степени искренности, уже некий симптом. В сущности, нечто подобное вспоминается только в связи с нацистской Германией (или раньше). Чехословакия и Афганистан, Вьетнам и Ирак, даже Чечня, как к ним не относись, все эти вторжения и вводы войск каждый раз интерпретировались их авторами как помощь нуждающимся в ней народам. Неужели пацаны, со свойственной детям проницательностью, почувствовали некую новую тональность в мелодии державной пропаганды раньше взрослых? Не дай, конечно, Господь, но ведь очень может быть.
Не вызывает сомнений, что многие из них, когда вырастут, обретут большую критичность и самостоятельность мышления. Но вряд ли абсолютно все захотят, и уж точно не все смогут их демонстрировать публично. И если к тому времени нормы официальной публичности в России останутся теми же, что и сегодня, то кто-то из этих мальчиков в силу конформизма, особой нацеленности на карьеру или еще каких-то причин окажется среди «Наших», «Местных», «Молодой гвардии», «России молодой» и им подобных. Я предпочитаю не думать о том, что ситуация станет еще жестче. И тогда в комсомол, гитлерюгенд и отряды хунвейбинов и цзаофанов будут вступать не из-за карьеризма, а по более насущным причинам.
А нынешних я видел. Нет, не в лагере на Селигере, где у девочек забирают трусики-стринги. (Кстати, вам это ничего не напоминает? Впрочем, в отличие от брюк-дудочек стринги не резали прямо на телах их обладательниц, а предлагали сдавать добровольно.) Я видел «Наших» на улицах, а еще видел и разговаривал с ними в аэропорту «Шереметьево-1», когда Каспарова, Лимонова и еще 26 человек из «Другой России» не пустили в Самару, где должен был состояться очередной «Марш несогласных». Подробности этой истории были неоднократно описаны, да и мало кому они интересны спустя много недель. Но вот одна деталь – поведение группки «Наших» – стоит того, чтобы ее вспомнить. Эти ребята, примерно 18-25-ти лет, раздавали другим пассажирам листовки, призванные объяснить опасность лидеров «Другой России» для граждан страны. Листовки были неплохого типографского качества, отпечатаны в несколько цветов, т.е. изготовлены не за час и не за два. Рейсов в Самару из Москвы в день летает более десятка, к тому же из разных аэропортов. А в листовках был указан номер именно того рейса, на который у нас были куплены билеты, так, впрочем, и не понадобившиеся. Конечно, я не настолько наивен, чтобы всерьёз впасть в недоумение в связи с вопросом об источнике информации, сообщившем «Нашим» эти данные. Но если бы даже и был таковым, то моя наивность исчезла бы без следа в том зале, который для нас так и не стал в тот день «залом отлета». Пока люди в милицейской форме, но с рациями в ушах, как у фсошников, и в штатском, но со значками ФСБ на лацканах, по 3-4 раза проверяли у нас документы и изымали билеты для проверки на «фальшивость» (официальные результаты, по-моему, до сих пор известны), «Наши» тихонечко сидели рядышком на скамеечке. И только однажды один из них, старший по возрасту и, если судить по ухваткам, по положению в команде, подошел к одному из «капитанов» и спросил: «А можно мы отойдем купить водички?» До буфета, замечу, было метров двадцать. «Капитан» кивнул, и «Наши» потрусили за минералкой. Антифашисты, понимаешь…
Так вот, после этой сцены я, стараясь вести себя непринужденно, завел с ними разговор. Отвечал мне, что характерно, только старший. Помимо прочего, я спросил его, почему они так агрессивно настроены по отношению к нам. И он уверенно мне ответил, что так решило их руководство. Заметьте, вопрос был не о причине и мотивах их действий, а о причине и мотивах их отношения, т.е – чувств, эмоций. И если, конечно, парень правильно понял вопрос (а он, по его же словам, уже закончил пединститут), ответ означал готовность ненавидеть и нападать по решению, поступившему откуда-то извне, хотя правильнее будет сказать – сверху.
А теперь представьте себе, что еще 8-10 лет и те десятилетние, о которых я писал вначале, будут слушать про то, кто и как должен «поменять мозги». И с теми мозгами, которые у них будут после этого, они придут в «Наши» или в какие-нибудь еще аналогичные структуры. Что им потребуется тогда для того, чтобы не только возненавидеть, но и напасть на тех, на кого велит начальство? Боюсь, что ничего, кроме наличия этого начальства. А где уверенность в том, что за эти годы оно в России качественно изменится? Вон наш спикер сената в том же лагере на Селигере уверял, что Олимпиаду в Сочи в 2014 году откроет президент России Путин. Известно, конечно, что тоталитарные режимы, проведшие Олимпиаду, живут после этого еще примерно лет десять. Но, во-первых, ждать до 2024-го тяжело, а во-вторых, чего это стоило Германии и СССР?
Я не собираюсь делать никаких политических обобщений по поводу детей. Но замечу, что из рассказанного выше следует еще как минимум один вывод. Состоит он в том, что, видимо, и дома, и в школе этим детям никто не объяснил, что есть вещи, которых делать нельзя. Вообще нельзя — ни при каких обстоятельствах. Например, нападать на соседей, т.е. быть агрессором и захватчиком – будь то соседи по дому, стране или планете.
