«Указывая на оленя, говорить, что это лошадь»

Как известно, Калигула ввел лошадь в сенат. Это происшествие вошло в парадигму европейского политического сознания как хрестоматийный образец политического хамства.

Всемогущий китайский евнух Чжао Гао в 207-м году до н.э. поступил умнее. Когда он задумал заговор против слабого и легковерного Эр Ши, сына великого основателя династии Цинь, Чжао Гао повелел привести во дворец оленя и сказал, что это лошадь. Всех, кто возразил ему, Чжао Гао счел недостаточно верными и казнил; после этого ему без проблем удалось убить Эр Ши и посадить на престол нужного человека.

Иногда мне кажется, что дух Чжао Гао ожил в наших Сурковых и Ивановых, и они все время используют китайскую стратагему «указывая на оленя, говорить, что это лошадь». Для того же самого, что и Чжао Гао. Для того чтобы отличить своих от чужих и окончательно изолировать правящего государя среди тех, кто называет оленя — лошадью.

Судите сами. В канун Нового года несколько старослужащих, напившись, стали издеваться над первогодком Андреем Сычевым: били, насиловали, заставили просидеть на корточках несколько часов. В результате Сычов лишился ног и гениталий. История эта всколыхнула страну страшным сочетанием исключительности и закономерности — всех бьют, но не у всех отрезают потом ноги.

После этого министр Иванов издал приказ, согласно которому командир, сообщивший о дедовщине в армии, не подлежит наказанию. Затем министр Иванов сам подал пример правильного поведения, заявив в Госдуме, что Сычова никто не бил и не насиловал. Далее, Главком Сухопутных войск Маслов уже открыто обвинил прокуратуру в предвзятом отношении к армии, и стало окончательно ясно, что никто Сычова не пытал. Во-первых, у него такая болезнь, во-вторых, он пытался откосить от армии, а в-третьих, если бы было что-то серьезное, то Иванову бы доложили.

В этой истории поражает некая бессмысленность отрицаний. Оленя называют лошадью не для того, чтобы мы поверили. А потому, что это такая система распознавания «свой» — «чужой».

Или вот другой пример. 1 сентября 2004 года вооруженные террористы захватили школу в Беслане. Президент Путин в это время летел открывать школу в Нальчике (это час езды до Беслана). Услышал о захвате, повернул самолет и сел в Москве. После этого нам публично сообщили, что в школе находится 354 заложника. Террористы перестали давать детям воду со словами - «сказали, что вас 354 – и вас станет 354». После этого террористы выбросили из окна кассету с требованиями, а по телевизору сказали, что кассета была пустая. После этого террористы передали через Аушева записку Басаева с требованием вывести войска из Чечни, — а президент Осетии Александр Дзасохов заявил, что террористы не выходят на переговоры, разве что какую-то бумажку передали, в клеточку, с орфографическими ошибками, и непонятно¸ как доказать, что это записка Басаева. После этого кровлю зала, в том месте, где висела бомба, пробили подряд два выстрела из гранатомета (это официальное предположение комиссии Кесаева), и когда через 25 минут бомба сдетонировала, нам сказали, что у этих глупых террористов, которые даже требования не выдвигали и выбрасывали из окон пустые кассеты, на бомбе развязался скотч.

После этого началось расследование теракта, в принципе мало отличимое от процедуры называния оленя лошадью. Расследователи так и не смогли установить самых очевидных вещей: кто дал сигнал на штурм, кто приказал стрелять по школе из «шмелей» и танков, кто возглавлял штаб. То есть это вещи, которых даже устанавливать не надо. Их же совершали не террористы – их же совершали освободители. Зато расследователи установили самые удивительные факты. Например, что террористов было 32 (что противоречит показаниям свидетелей, но соответствует количеству трупов), что они приехали на ГАЗ-66 (хотя эта машина рассчитана на перевозку 25 человек, причем без припасов на три дня) и что никакого оружия в школе не было. Чтобы установить последний факт окончательно, пришлось даже устроить пожар в том месте, откуда, по словам заложников, террористы доставали оружие. А когда оказалось, что президент Северной Осетии Таймураз Мамсуров не хочет называть оленя лошадью, то замгенпрокурора Колесников, присланный лично Путиным после встречи с бесланскими матерями, дабы побудить Мамсурова к правильной политической таксономии, возбудил против его окружения уголовные дела.

Спрашивается: зачем прокуратуре так уж дались эти 32 человека и ГАЗ-66? Неужели трудно сосредоточиться на фундаментальном? Ведь вранье очевидное и легко опровергаемое препятствует попыткам соврать тоньше. Согласитесь, важный вопрос, не сколько было боевиков — 32 или 50, а кого сажать на скамью подсудимых вместе с Кулаевым.

Но тут действует то же правило: если в вопросе о 32-х боевиках вы назовете оленя лошадью, то и дальше пойдет как по вазелину. Назвали – свой. Нет – получите уголовное дело.

Или вот пример третий. В республике Ингушетия за год «неустановленными силовыми структурами» похищено более 140 человек. Возле дома президента Зязикова вкопаны БТРы; все МВД поголовно работает на его охрану. О том, что делают с людьми, можно понять по одному маленькому эпизоду. Это эпизод, связанный с единственным легальным оппозиционером Ингушетии, Мусой Оздоевым. Когда прошлой весной Оздоев был арестован после митинга, он оказался в камерах МВД, где в это время вместе с ним, по случаю ремонта в эфэсбешной тюрьме, сидели около 60 человек. Из них, по его словам, Оздоев поговорил с пятнадцатью. Все пятнадцать сидели по обвинению в покушении на Зязикова. У подозреваемого Гиреева были вырваны ногти и пробиты коленные чашечки. Когда Оздоев озвучил этот факт, Гиреев оказался в больнице, а потом выяснилось, что обвинению и предъявить-то ему особенно нечего.

Вообще ясно, что если за одно покушение пытают 15 человек, то хотя бы 12 из них пытают зря. Эти люди сидят и говорят: «Мы получим 20 лет, когда мы выйдем, мы убьем Зязикова. Если он будет мертв, мы убьем его детей». Полная бесконтрольность чекистов привела к тому, что они не уничтожают террористов, а создают их. Потом эти террористы начинают отстреливать ментов, а Москва тихо закрывает на это глаза. В результате в республике, которая во время 1-й чеченской осталась в составе России, Басаев спокойно дает интервью Бабицкому, а террористы, нападающие на Беслан, собираются в 50 метрах от села Пседах.

Степень контроля над республикой упала до того, что у Зязикова украли старика-тестя — в нарушение всех адатов, всех вайнахских правил чести. После этого президент Зязиков приехал к президенту Путину и… рассказал ему, что в республике создано 80 новых предприятий. Сразу после этого в республике в один день спустили с рельс поезд и взорвали станцию сотовой связи, и МВД республики заявило, что это не теракты. Если в соседней Чечне существует хотя бы механизм перетягивания боевиков на свою сторону, то в Ингушетии его нет, потому что там все хорошо. Там ни боевиков, ни оленей. Сплошные лошади.

Спрашивается – зачем всерьез рассуждать про 32 боевика и 80 предприятий? Да все затем же. С целью отличить чужих от своих.

Все те примеры, которые я привела, объединяет еще одна вещь. Это наиболее запущенные случаи расхождения между реальностью и телевизором. И еще это случаи наиболее катастрофического расхождения между тем, для чего человека назначили и чего он добился.

Министра обороны Иванова назначали, чтобы провести реформу армии. Реформы нет, а есть разъяснение Иванова, что в дедовщине виноват детский сад. Силовиков послали в Беслан, чтобы спасти детей. В спортзал с детьми долбанули гранатометом и сказали, что боевики не выходили на переговоры. Президента Зязикова назначили потому, что президент Аушев считался недостаточно подконтрольным Кремлю. В результате Зязиков подконтролен Кремлю, но вот что он контролирует на территории республики – большой вопрос.

И во всех этих случаях попытка сказать, что олень – это олень, вызывает наиболее резкую реакцию. Кто называет оленя оленем – сволочь. Не свой. Предатель.

Да так оно и есть, согласно логике Чжан Гао.