Трудности перевода

Это странное чувство. Я приехал в заполярный поселок Харп, где отбывает свой срок Платон Лебедев, и по вечерам тут смотрю по телевизору, как в парижском пригороде Клиши подростки громят автомобили и поджигают мусорные баки. Это странно – смотреть на полярном Урале репортажи про беспорядки в пригородах Парижа.

У меня только один вопрос. Почему погромы в Клиши каждый раз происходят ночью? Правильно ли я понимаю тут, за полярным кругом, в, черт бы ее побрал, тундре, что ночные погромы как-то связаны со священным месяцем Рамадан? Я знаю, что в месяц Рамадан мусульманам нельзя есть и пить, пока не зайдет солнце. Так правильно ли я понимаю, что точно так же нельзя в священный месяц Рамадан поджигать мусорные баки до заката? И не у кого спросить.

Я сижу в единственном на многие километры тундры вокруг интернет-клубе, располагающемся в здании химчистки, каковое здание есть главный культурный центр ближайшего к поселку Харп города Лабытнанги, и пытаюсь читать про священный месяц Рамадан. Объясните мне кто-нибудь: правильно ли я понимаю, что вся французская полиция не может остановить подростков, поджигающих автомобили в Клиши, а священный месяц Рамадан может остановить их без применения слезоточивого газа и резиновых пуль? Правильно ли я понимаю, что, если бы люди поняли друг друга, между людьми прекратилась бы вражда?

Я шарю по интернету. Ни один репортер, работающий там, в Клиши, не задался вопросом, почему погромы происходят именно ночью и связано ли это со священным месяцем Рамадан. Ни один репортер не спросил, как же понять вас, молодые люди, громящие пригород. Молодые люди только выкрикивают в камеру, что все началось, дескать, с гранаты, наполненной слезоточивым газом, каковую гранату полицейские бросили в мечеть. Но репортеры не верят: утверждают, что все началось с гибели двух подростков, прятавшихся от полиции в трансформаторной будке. А французские политики говорят репортерам, что погромы начались от того, что у молодых людей в Клиши нет работы. Очень странное чувство. Разговор идет в двух или даже трех непересекающихся логических плоскостях типа «в огороде бузина» и «в Киеве дядька».

Здесь, в Харпе, я познакомился с пожилым человеком, бывшим тюремным охранником. Когда в колонии не нашлось для Платона Лебедева шапки подходящего размера, этот человек, бывший охранник, передал Лебедеву свою шапку. Понимаете? Охранник подарил шапку заключенному, а заключенный принял подарок. Почему они не считают друг друга врагами? Потому что холодно, зима, тундра? Почему заключенный не стал выяснять у охранника, какого черта тот нанялся служить цепным псом, а охранник не стал выяснять у заключенного, какого черта тот совершил преступление и совершил ли? У охранника и заключенного нашлись куда более значительные, чем Уголовный кодекс, поводы для взаимопонимания – тундра, зима, шапка.

Сегодняшнее утро в тундре началось у меня с того, что я включил телевизор. Там передавали прямую трансляцию праздника Ураза Байрам из московской мечети. Люди сидели на пятках и распевали непонятные для меня слова. Муфтий читал праздничную проповедь. Долго-долго муфтий говорил на непонятном языке непонятно что, а комментатор трансляции не переводил мне, телезрителю, о чем говорит муфтий. Комментатор не сказал даже, на каком языке говорил муфтий. Некоторые слова проповеди, кажется, были арабскими, а некоторые, кажется, татарскими. И если правда, что взаимопонимание людей способно остановить распри, то вот наш уровень взаимопонимания. Я даже не знаю, на каком языке говорят люди, которых хочу понять.

По-русски муфтий зачитал только поздравительное обращение ко всем мусульманам страны, поступившее от президента Владимира Путина.

Принято, таким образом, думать, что отправной точкой взаимопонимания людей являются президент, государство, власть. Но, по-моему, это не правильно. По-моему, для понимания нужны куда более вечные, чем президент, вещи – тундра, зима, шапка.