Почти по Достоевскому

Ровно год назад, когда в Иркутске обрушилось нежилое крыло казармы №39/40 комплекса Красных казарм, покинутое своей частью, иркутская пресса объявила, а общественность удивилась - здесь до сих пор живут люди!

Казарма уже обнесена основательным деревянным забором и, можно сказать, готова к сносу. Рядом возводятся первоклассные дома ООО "Строительная компания воинов запаса", которая и поставила ограду. В распоряжение этой компании отошли разбитые здания казарм после торгов в январе 2001 года, когда были проданы за полтора миллиона рублей.

Теперь со стороны кажется еще менее вероятным, что в таком здании может кто-то обитать. Левое крыло обрушено почти до основания, во фронтальной части - ни единого целого стекла, парадный вход - пустой разбитый проем. В правом, населенном крыле, стекла кажутся случайно уцелевшими, наружные стены в глубоких оспинах выщербленных кирпичей, подъезд прикрыт слабой расшатанной дверью. Год назад замок еще работал, жильцы были хоть как-то защищены от посторонних шатунов; сейчас можно войти и так.

В "квартире" моих знакомых Лавренко по полу ходить можно только в обуви - отопления нет ни здесь, ни в соседних казармах, ни в зданиях Главного управления исполнения наказаний, которыми, казалось бы, есть кому заниматься. Одно из стекол прикрыто курткой, заменить его проблематично, потому что рама трещит по швам. Горячей воды здесь нет. Все так же порой пропадает электричество. Но костры на лестничной площадке, несмотря на отсутствие тепла, жильцы больше не разводят - боятся спалить свое утлое пристанище. Саму площадку и коридоры жители казармы вычистили, если можно сказать, до "белизны". Моются в душе спортзала соседей - слава Богу, пускают бесплатно. Электричество протянули строители-китайцы, работающие на ООО "СКВЗ" и тоже поселившиеся в казарме.

Семья Лавренко неполная - 35-летняя Евгения, ее 15-летняя дочь Лариса и четвероклассник сын Толя. Напротив них живет Лариса, работница квартирно-эксплуатационной части (КЭЧ) Иркутского гарнизона, с дочерью. Эти две семьи (хотя в казарме есть и другие обитатели) все еще борются за свое незавидное жилье, из которого их все так же вынуждают выселиться.

Когда шесть лет назад из двух казарм, где жили военнослужащие, сделали общежития и заселили туда работников частей, новые жильцы были бесконечно рады получить хоть такие квартирки и прописки. Однако вскоре кадровых топографов передислоцировали куда-то под Белую, а служащих по вольному найму сократили. Казенная жилплощадь была освобождена. Не смогли переехать только эти несколько семей и остались предоставлены сами себе.

Когда жители близстоящих домов начали растаскивать кирпич, рамы, кафель и добираться до жилой части, жильцы стали проситься в соседнюю казарму, где есть горячая вода и не вырубается электричество. Их мытарства продолжаются до сих пор с 1998 года. КЭЧ объявила их проживание незаконным и предложила покинуть казармы. Затем стала настаивать. В итоге мама Лавренко была вызвана в суд, где попала уже на последнее заседание по иску КЭЧ, которая таким путем решила воздействовать на непослушных жильцов. Первое, что она услышала от судьи, было: "Ну, и что вы можете сказать в свое оправдание?" Что могла сказать женщина, даже не знавшая, зачем пришла?

В октябре 2000 года казарма загорелась. Огонь чуть-чуть не добрался до жилой части здания. Люди просидели на ветру с вещами несколько часов. Перекрытия после пожара стали постоянной угрозой тем, кто ходил под ними. В итоге в октябре 2001 года они обвалились, похоронив под обломками 63-летнего пенсионера.

Чем закончится казарменная эпопея, сегодня сказать еще труднее, чем год назад. В прошлом году Евгений Каменщиков, начальник КЭЧ, заявил, что на самом деле будет даже рад, если суд вынесет решение о расселении жильцов казармы. "Тогда у меня появится хотя бы законное основание, и я это сделаю. Сейчас это незаконно". И вдруг некоторое время назад КЭЧ вообще забирает исковое заявление. Дело закрывается, и теперь у жертв казармы нет даже возможности вообще хоть как-то разобраться в жуткой неразберихе, в которой отказались разбираться Управление соцзащиты, Комитет по делам материнства и детства (туда матери обращались в попытках защитить своих детей), Совет женщин, Опекунский совет. По словам того же Каменщикова, в казарме никого не осталось, все жильцы уехали.

После этого я, видимо, был в гостях у призраков, которые проживают в казармах все так же безосновательно. А для призраков у КЭЧ жилья нет.

На балансе КЭЧ находится много домов, состояние которых на порядок уступает состоянию домов муниципалитета. Администрация Иркутска уже предлагала КЭЧ передать ей эти дома. Юрий Тен, депутат Госдумы, не один раз обращался в Министерство обороны, которое даже давало "добро". Но дело стоит.

- Военные никогда строительства не прекращали, - говорит Лариса Щукина, заместитель начальника отдела учета и распределения жилья администрации Иркутска. - И у них иногда освобождаются квартиры в связи с выбытием офицеров. КЭЧ должна бы выдать жилищные сертификаты, на такую сумму, которую они найдут себе на жилье.

На самом деле семьи Лавренко и Стуковых уже обращались не только к Василию Сундареву, главному военкому области, и к главному федеральному инспектору по Иркутской области Игорю Тутеволю. Тот стал вызывать к себе чиновников, пообщался с Сундаревым, однако тот предоставил представителю президента бумагу, в которой говорилось, что жильцы казармы №39/40 самовольно переселились в соседнюю казарму(!). Сами жильцы на встречу к представителю президента не попали.

Осталось еще ООО "СКВЗ", которое купило здание казарм. По словам Евгении и Ларисы, генеральный директор компании Дмитрий Петров конкретных ответов давать не хочет. Хотя, как отметил Георгий Невидимов, начальник отдела распределения жилья, строительная фирма автоматически принимает на себя обязанности по расселению жильцов. Так положено по закону.

Последний вопрос, который тоже, наверное, останется без ответа: если в нашей стране по закону людям полагается масса гарантий и возможностей, почему ни одной из них они воспользоваться не могут?