Буддизм как буддизм
Минувший год ознаменовался немаловажным для мирового буддийского сообщества событием — Его Святейшество Далай-лама XIV Тензин Гьятцо ушел с поста политического лидера тибетского народа. Специально для Religo.ru Алексей Белов побеседовал о Далай-ламе и проблемах буддизма в России с Андреем Терентьевым, главным редактором журнала «Буддизм России» и на протяжении многих лет — переводчика Его Святейшества.
Каково ваше личное впечатление о Далай-ламе как о человеке? Легко ли с ним было работать?
Впервые я встретился я с Его Святейшеством в 1979 году, а потом, в путешествиях по России в 1991-94 годах, провел в его обществе в общей сложности около двух месяцев, с утра и до вечера переводя все его учения, посвящения, выступления, личные беседы, встречи и аудиенции, поэтому впечатлений у меня тьма, выбрать что-то непросто. Например, одним из интересных для меня впечатлений было общение Далай-ламы с людьми разных социальных статусов. Люди моего возраста помнят, что в коммунистическое время государственные чиновники — секретари обкомов КПСС и выше — в основном были надутыми памятникообразными личностями. И когда такие люди встречались с Далай-ламой — часто впечатление было такое, словно из воздушного шарика выпускали воздух: видимо, в присутствии Его Святейшества, человека могучей нравственной силы, они вдруг осознавали свою действительную ничтожность как личностей в отрыве от должностей… Так, помню, на встрече с Верховным Советом одной из республик РСФСР вначале возникла пауза, все выглядели смущенными, и тогда Далай-лама стал спрашивать про перспективы урожая, про выпас баранов — и, переключившись на знакомые темы, начальники оживились, и беседа стала более непринужденной. А простые люди, с другой стороны, иногда демонстрировали естественное внутреннее достоинство, разговаривая с Далай-ламой уважительно, но как равные — что ему было явно приятно и привычно. Такой разговор состоялся, например, в 1991 году в большом московском продуктовом магазине с пустыми прилавками, когда Далай-лама обратился с вопросом о жизни к одной покупательнице.
Работать с Далай-ламой как с человеком — очень легко, потому что постоянно чувствуешь его любяще-заботливое отношение. Не только ко мне, — ко всем. Трудно другое — груз ответственности: нельзя при переводе ошибиться, исказить слова такого человека, ведь иногда ему внимали как богу по 20-30 тысяч человек, и твой перевод принимали как откровение.
Как вы оцениваете политическую ситуацию, складывающуюся после ухода Далай-ламы с поста главы Тибетского государства?
Я восхищаюсь последовательностью и силой того, что Далай-лама делает в политике. Он десятилетие за десятилетием старался сделать свой народ более «взрослым», способным самостоятельно принимать решения, а не уповать на мудрость правителя. На протяжении многих лет в тибетском эмиграционном обществе он развивал демократические институты — выборный парламент, неправительственные организации, усиливал самостоятельность правительства. Его уход с поста главы Тибетского государства — последний решительный шаг в этом процессе: теперь тибетцы должны все решать самостоятельно без него, хотя, наверное, будут в трудных случаях искать его совета. Забавная ситуация наблюдалась в мире этой зимой: на фоне того, как арабские правители изо всех сил стремились остаться у власти, несмотря на протесты народа — выглядело парадоксально, как Далай-лама, напротив, стремился передать своему народу находившуюся в его руках всю полноту власти, а тибетский народ плакал и просил его оставаться политическим руководителем.
Здесь интересен контекст, связанный, например, с его отказом перерождаться в оккупированном Тибете и резкой критикой китайской позиции о сохранении традиции нахождения перерожденцев в Тибете.
Теперь, когда Далай-лама перестал быть политической фигурой, вопрос о том, где ему перерождаться, утратил политическую составляющую. В политическом смысле это, конечно, мощный удар по китайским планам. Ведь китайцы не так давно приняли специальный закон о том, что «перерождения» крупнейших лам подлежат утверждению китайским коммунистическим правительством (смешно, не правда ли?) и спокойно ждали смерти Его Святейшества с тем, чтобы затем найти на оккупированных тибетских территориях марионеточного «Далай-ламу» и таким образом решить тибетский вопрос. Однако в новой ситуации политическое руководство страной перешло от Далай-ламы к демократически избранному лидеру, и будущее перерождение Далай-ламы (если оно состоится) не будет иметь власть над тибетским эмиграционным правительством. Именно поэтому китайские товарищи явно растеряны и пытаются всячески воспротивиться решению Далай-ламы, даже взывая к необходимости «сохранения национальных религиозных традиций» — тех самых, которые они вот уже 50 лет искореняют в оккупированном Тибете.
Поясните, пожалуйста, традицию поиска перерожденцев.
Сама эта тибетская традиция возникла много столетий назад, на базе древней индийской (и не только индийской: в христианстве эта идея была признана ересью только на IV Вселенском соборе, если не ошибаюсь) концепции перерождения: предполагалось, что великие святые могут по своей воле выбрать свое следующее рождение там, где пожелают. И тогда остается только найти такого «перерожденца», распознать его и вернуть в его монастырь. Так определяют новых Далай- и Панчен-лам, и несколько сотен менее значимых духовных лиц. Отсюда понятно, что Далай-лама может переродиться там, где сочтет нужным он сам, а не Коммунистическая Партия Китая.
Что вы можете сказать о слухах о «предсказаниях» грядущего перерождения Далай-ламы в России?
Мне о таких предсказаниях неизвестно.
В последнее время очень актуальной стала тема буддийского образования. В чем вы видите причину этого? Какие, на ваш взгляд, имеются проблемы и пути их решения?
Ну, она всегда была актуальной — ведь учение Будды с самого начала было ориентировано на наиболее образованные слои общества. В Тибете, например, действовала система непрерывного духовного образования, рассчитанная примерно на 20 лет, в советское время на территории СССР и Монголии она была уничтожена вместе с буддизмом, и никто из наших нынешних буддийские священнослужителей не имеет полного буддийского образования. Соответственно низок и уровень буддизма. А решение этой проблемы может принести только время. Десятки молодых людей учатся сейчас в тибетских монастырях в Индии, внутри страны тоже созданы образовательные центры — мало-помалу ситуация улучшится.
Существует ли система духовного буддийского образования в России? Почему ламы едут учиться за границу, в Монголию, например? Неужели недостаточно традиционного обучения в Бурятии?
Она существовала, пока в 1930-е годы Сталин с его приспешниками не уничтожили все буддийские организации и духовенство (в России перед 1917 годом было около 20 000 буддийских монахов и послушников). Сейчас есть два, кажется, учебных заведения, имеющих статус высшего образования в Бурятии, был филиал «Института Кармапы» в Калмыкии (не знаю точно, продолжает ли он функционировать) и т.д. Но для системы образования нужен, прежде всего, коллектив высокообразованных преподавателей и разумная организация. А у нас разрешили искать такое образование всего лет 20 назад, и пока хороших преподавателей не хватает. Поэтому и приходится ехать учиться к тибетцам.
Видите ли вы параллели с мусульманской молодежью, возвращающей после обучения на Ближнем Востоке с набором специфических убеждений?
С какими убеждениями возвращаются мусульмане после обучения, я не знаю, но в буддийском образовании в тибетских монастырях в Индии ничего «специфического» не вижу. Буддизм как буддизм.
Как вы оцениваете программу «Основ буддийской культуры» в рамках апробации курса основ религиозных культур и светской этики?
Я не видел учебников, хотя знаю, что написано их несколько. В помощь этому курсу мы, кстати, только что издали хрестоматию буддийских текстов для детей «Лотосовый сад», которую подготовила Маргарита Кожевникова. То есть теперь есть, что дать детям почитать подлинно буддийского, помимо рассказов преподавателей, компетентность которых в буддизме у меня вызывает сомнения — ведь их никто не готовил к этой роли!
У разных буддийских авторитетов можно найти разную интерпретацию феномена нетленного тела Даши-Доржо Итигэлова. Например, оценки Далай-ламы и Хамбо-ламы Бурятии оказались различны. Каково ваше отношение к этому феномену?
Его Святейшество Далай-лама и нынешний Хамбо-лама Бурятии — несравнимые в духовном плане величины, поэтому нет большого смысла сопоставлять их мнения. Я лично не считаю себя компетентным судить об этом феномене. Нетленные тела святых упоминаются во многих религиях. Но мне странно видеть, что вокруг нетленного тела Итигэлова создается настоящий культ: по-моему, это не в духе буддизма. В духе буддизма — духовное подвижничество, ведущее к преобразованию и просветлению сознания, и почитание святынь его не заменяет — и оно никогда не выдвигалось на передний план.
Что вы можете сказать о взаимоотношениях буддийской сангхи России с православными и мусульманскими общинами?
Дело в том, что «буддийской сангхи России» как единого целого не существует. Есть разрозненные буддийские организации в этнически буддийских республиках и разных городах России. Так называемая «Традиционная буддийская Сангха России», возглавляемая мирянином Дамбой Аюшеевым — самая крупная из этих организаций, в нее входит большинство бурятских буддийских общин и даже несколько общин за пределами Бурятии. Однако калмыки, тывинцы и некоторые другие российские буддисты имеют свои централизованные организации. Поэтому в разных регионах России по-разному складываются межконфессиональные отношения буддистов с представителями других религий, в основном, насколько мне известно, эти отношения неплохие. Хотя отдельные православные писатели, такие, например, как Андрей Кураев, пишут много плохого о буддизме, мало кто на них обижается.
Каково соотношение традиционных буддистов Бурятии, Тывы и Калмыкии с необуддистскими течениями, распространенными среди городской интеллигенции небуддийских регионов России? Пересекаются ли они или существуют параллельно?
Мы тесно взаимодействуем, хотя наши интересы пересекаются не полностью. Этнические буддисты в массе ощущают буддизм прежде всего как форму своей национальной идентичности — наподобие того, как большинство русских видит в этой функции православие. Новых же буддистов больше интересует философия, медитация и возможность реально изменить свою жизнь с помощью Дхармы, а не просто выполнять обряды, посещать храмы и т.п. Но одно здесь скорее дополняет другое, чем противоречит ему, поэтому я уверен, что наше взаимодействие будет расширяться, особенно по мере восстановления в стране системы буддийского образования.
