439 недель - 33 языка - 1 экранизация...

Для «эссе, в отличии от крупной формы, подчас достаточно просто вспышки взбалмошности»

(с) В. Лапицкий «Locus Solus Антология литературного авангарда»

«Ну право слово, он должен был пихать себе все в нос, жадно впиваясь в запахи, обмазываться смердящими какашками и балдеть.»: - в общем, посмотрели «Парфюмера». Не читавшим понравилось, читавшим – как обычно... Но это и не удивительно.

Спорить на эту тему желания нет, советовать смотреть - тоже, тем более, что городские афиши уже потрудились. Читать Зюскинда теперь не просто можно - следует. Думается, роман, успевший продержаться в Европе 439 недель в списке бестселлеров, в книжных магазинах переедет с полки «классика» на полку «читать модно».

Когда-то, когда Ренуара спросили: «Важнее в искусстве «Что» или «Как»?», мастер ответил: - «Кто». В данном случае за писателем - роман, за режиссером и командой - фильм. Искать параллели между экранизацией и книгой так же абсурдно, как историческую точность восемнадцатого века в произведении двадцатого. По мотивам прошедшего времени, по мотивам написанного романа. Абстракция в квадрате.

Выходя из кинотеатра, мои приятели озадачились вопросом «как?» с позиции похожести фильма и книги, а если быть точной - с позиции аутентичности режиссерской и собственной трактовок повествования... Мое «как» ушло в другую степь. Я задумалась о силе печатного слова и визуального языка. Первое, по набору художественных инструментов, кажется, уступает видеоряду фильма с его музыкой, игрой актеров, декорациями, операторскими изысками... Так почему же существуют фильмы, которые можно только слушать, ничего не теряя, а восприятие других становится ущербным, как только ты отводишь взгляд; и как относится к ним? Припомнилось «Жертвоприношение», которое я прослушала, возлегая на балконе под бег облаков, с «Парфюмером» вряд ли бы такое бы вышло. Смотреть же его без звука ... возвращаемся на круги своя. «Парфюмер» - органичный синтез всех элементов, кино, чтобы и смотреть, и слушать. Думается мне, существует как минимум два критерия, по которым можно судить об удачности экранизации: сохранение авторского колорита и получение эстетического удовольствие от художественного языка. В пересечении этих критериев находятся «что» и «как», неотделимые от «кто».

"Что" – банальная история о серийном убийце, превращается в саркастично-философский роман. «История общества в переломный момент цивилизации 18 в.» пишется в «Tages- Anzeiger» 1985 г. История больного, - жаль, что в русском языке нет такой дифференциации этого понятия, как в английском... история больного, ненормального общества. Кажется, на протяжении своего существования человечество находится в постоянном состоянии ожидания надлома, перелома или посттравматического шока. Как вечно беременные войной Балканы, мы носим в себе монстров, изнывающих под гнетом тщеславия - от недостатка любви, понимания, признания ...

"Что" - красивый фильм: история одного убийцы или история человеческой цивилизации. Выбирать тем, кто купит билет в кино, или останется смотреть дома...

"Как" - лаконичным полновесным словом, разлагающим человеческий запах на десятки (порой отвратительных) составляющих с динамикой литературы двадцатого века. Он «показался себе воняющим – потом и уксусом, кислой капустой и нестиранным платьем. Показался себе голым и уродливым, будто на него глазел некто, ничем себя не выдававший. Казалось, он пронюхивал его даже сквозь кожу, проникая внутрь, в самую глубь. Самые нежные чувства, самые грязные мысли обнажились... Ребенок его чуял. Ребенок, не имевший запаха, бесстыдно его обнюхивал... ».

Можно пуститься в разглагольствования о том, как красив визуальный ряд с этими яркими цветовыми пятнами - насыщенный синий, электризованный красный, с почти классическими теневыми рисунками; как режиссерская и операторская работа доминирует над игрой актеров. Пустое... Показателен тот факт, что к первой трети фильма «попкорновый» хруст поубавился, а к середине зрители совсем перестали жрать. На трамвайной остановке мой культуроведческий бред приобрел четкую форму: удачной работу можно считать, если естественные потребности человеческого организма на время притупляются. Притупляются не от отвратительной вакханалии крови, мяса и эрекции, а под увядающий белый цвет кожи погубленной красоты. Финал фильма подобен аромату, единственная сексуальная сцена перетекла между невинной красотой полотен восемнадцатого века и плотским вожделением, растворившись в прекрасном сюрреалистическом «осеннем каннибализме». «Хотя в животе они и ощущали некоторую тяжесть, на сердце у них явно полегчало... Они впервые совершили что-то из любви».

Часть 2

Пересмотрела: «Парфюмера», подборки рекламных роликов и «В небе над Берлином». Перечитала французских дадаистов и кое что из Эгоссета. Подумалось о форме/содержании... посмотрела альбомы Дали и Шагала. Вернулась к «Парфюмеру».

Какой должна быть форма, чтобы отражать содержание? Какой должна быть форма, чтобы отразить конкретное содержание (в данном случае книгу)? С сериалами про ментов, шлюх и женщин с аналитическим складом ума все понятно... целевая аудитория сформировалась, со вкусами тоже все вполне «конкретно». Форма в данном случае не требует изысков, и если пуститься в аналогии, то с легкостью можно вспомнить Набокова и его размышления о порнографии: ничего не должно отвлекать, реплики, как связующее звено между действиями... все предельно просто. С «Парфюмером» сложнее, хоть и не мудрено в принципе... Я уже говорила о «картинности» этого фильма (в голову приходят параллели с изобразительным искусством) – это ловушка. Фильм-ловушка – первые десять минут я не сводила взгляд с экрана из-за динамики (клиповой динамики) видеоряда. Необычная цветовая гамма - в результате на простой вопрос «понравилась ли тебе экранизация», я ответила одним словом: «Красиво». Но мое "красиво" не значило ровным счетом ничего определенного, как значили бы "да" или "нет". Это "красиво" стало ширмой, за которой спряталось "но": но где же актерская игра? Те сцены, где визуальная динамика замирает, а выразительные крупные планы сменяются общими: в них актерская игра превращается в лучшем случае в буффонаду. Вспомним хотя бы сцену в парфюмерной лавке: частично это оправдывается присутствием «авторского повествования» и особенностями кинематографического изложения. Первостепенной задачей режиссера явно было доказать полноценность этого языка, недаром многие критики и зрители сходятся на присутствии ощущения запахов. Тянет на лирику, припомнилась женщина-ширма, хранящая любовь Данте к Беатриче... Визуализация запаха - аналогичная ширма, за которой спрятался аромат Зюскинда (я не берусь сейчас говорить о читавшей роман публике), но остальных отсутствие некоторых деталей вводит в заблуждение как минимум... превращая фильм в подлинное представление «История одного убийцы».

Отсутствие собственного запаха и убийства, как способ найти свое место в мире - теряются в корзинке с желтыми сливами. С одной стороны, Гренуй действует слишком красиво, чтобы его ненавидеть, с другой - сцены убийства слишком эротичны, при отсутствии прямой похотливой сексуальности, чтобы явно отследить истинную мотивацию.

Романтичные убийства: цветы должны умирать медленно, женщины - спокойно. Я бы не хотела опускаться до идей эпохи Просвещения, но в продуктах для массового потребления должна присутствовать гуманистическая идея, либо эти продукты должны принадлежать публике, про которую пишет Эгоссет. Смерть Гренуя превращается в возвышенный акт любви: раскаянье, катарсис. Самопожертвование возвышает в глазах аудитории, оставляя на заднем плане честолюбие. Хотя, по сути, «история одного убийцы» - это все та же байка-антиутопия про «суперчеловека» и крах его амбиций. «Да он просто животное» - сказал один мой знакомый. Животное убивает, что бы удовлетворить голод. Человек - чтобы самореализоваться... Сложная визуальная форма упрощает роман - это можно отнести к заслугам создателей фильма так же, как и к промахам. Как ни крути, но проиллюстрировать это замечание можно все той же сексуальностью, точнее, реакцией на нее зрительного зала. В голову приходит сезон, когда показывали «Мечтателей». (Никаких параллелей между фильмами прошу не проводить, единственное, что их объединяет - обнаженное женское тело в кадре). Если молодые женщины не орут «фу, какая гадость», а мужчины дружно не ржут, можно полагать, что художественные средства возымели эффект. Если уж не подняли зрителей до уровня иносказания, так заставили любоваться.

В очередной раз убеждаюсь в силе рекламы. Было бы столько шума, если б отсутствовал упор на легендарный прототип?! В антологии кинематографа немало примеров, после общения с которыми сознание зрителя перерождается... а не пребывает на уровне «красиво». Осталась ли экранизация замеченной теми, кто ходит в кино, исключительно из-за громких анонсов, или стала десертом для мастурбирующей эстетством, как женщина бутоном розы, публики - неизвестно... Таких экспериментов пока никто не делал, но вложенные деньги должны вернуться и принести с собой «деньги штрих», кажется, так говорят теоретики «бух. учета»?