Школа глазами царских генералов

Почему сейчас забривают в солдаты сельских учителей, а в начале прошлого века министр обороны запретил то же самое делать министру образования?

Среди девяти отсрочек от армии, которые отменяются в думском законопроекте, по меньшей мере четыре категории граждан (сельские учителя и врачи, выпускники средней школы, получающие начальное и среднее профессиональное образование, талантливая молодежь) имеют прямое отношение к будущему страны. Если, конечно, смотреть на него не через пушечное жерло.

Эти поправки весьма красноречивы и говорят о многом. В том числе и о действительном отношении властей (прошу прощения за устаревшее словосочетание) к народному образованию. Казалось бы, ну можно ли соизмерить? На одной чаше весов — всеобщее ликование, «всенародный день знаний», миллиардная модернизация, «национальные проекты», а на другой — какая-то жалкая тысяча новобранцев-учителей из деревни.

А зачем их тащат в Вооруженные силы? Как выразился заместитель министра обороны генерал Н. Панков, отсрочка для сельских учителей и врачей — это устаревшая «традиция прошлого», которой уже не пользуются.

Впрочем, некоторые традиции были когда-то живы именно стараниями генералов. В свое время был такой министр народного просвещения граф Д. Толстой. Во время русско-турецкой войны он выдвинул благородную задачу — воспитать патриотов. А для этого предложил урезать смету по народному просвещению. Но ему неожиданно ответил военный министр, фельдмаршал граф Милютин: «Нет, это мое дело, — заявил он. — Я, как военный министр, чувствую нужду в распространении образования, для нас, военных, это первое главнейшее дело!».

И благодаря военному министру смета по народному просвещению была сохранена. А в Первую мировую — даже увеличена на 30 миллионов рублей золотом. При всем критическом отношении к правительству и Думе того времени, надо отметить: им и в голову не приходило силком тащить в армию преподавателей учебных заведений. Да и в Великую Отечественную, когда в деревне оставались уже одни бабы, учителей на войну (была такая «традиция прошлого») брали в последнюю очередь...

Что дадут армии России сегодня эти две (вместе с сельскими врачами — три) тысячи новобранцев в год? Между тем сельской школе это решение принесет немалый ущерб. В разных регионах страны молодых учителей со стажем до пяти лет (именно эта когорта попадает в призывной возраст) — около двадцати процентов. Мужчин среди них — примерно восьмая часть, то есть каждый сороковой учитель села будет вытащен из школы. Это в первый год действия поправки. Боюсь, что спустя несколько лет цифра будет гораздо больше. И хорошо, если со временем хотя бы половина новобранцев вернется в школу. Из этого числа надо также вычесть «косящих от армии» городских выпускников педвуза, находящих прибежище в сельских школах. Да, не очень красиво, но благодаря этому текущему из города ручейку в деревне все же появляются молодые люди.

Та же статистика свидетельствует, что потребность школ в педагогических кадрах только наполовину удовлетворяется прибывающими молодыми специалистами (в основном — женщинами). Количество пенсионеров в школе растет год от года — в некоторых регионах сегодня их около двадцати процентов. Общая тенденция — школа стареет.

В итоге каковы могут быть социальные последствия маленькой поправки в законодательстве? На наш взгляд, тройная потеря. Потеря молодых мужчин для сельской школы (усиление ее феминизации). Потеря сельской интеллигенции, на которой еще как-то, несмотря ни на что, держится деревня. Потеря творческого потенциала, нереализованных возможностей, нерастраченных еще надежд. Или, если использовать популярное нынче в ведомстве образования словосочетание, «инновационных ресурсов». Молодые мужчины-учителя со стажем до пяти лет, не набравшиеся еще опыта, но и не законсервированные, утверждающие себя в профессии, в новых подходах, новых проектах (в том числе и «национальных»), — это же и есть в первую очередь инновационные ресурсы, не так ли?

Из иных мест — скажем, Института непрерывного педагогического образования Новгородского университета им. Я. Мудрого — в село приходят сегодня с новым типом образования и современной психолого-педагогической, управленческой подготовкой — не одиночки, которых съедает среда, а команды молодых учителей. Есть специальная программа адаптации молодежи к селу, программа совместной деятельности и развития студентов и учеников, преподавателей вузов и сельских учителей — подобные инновации, значит, побоку? И всей командой — в казарму? И все по-старому: тоскливая педагогика, устаревшая система образования России?

Отмена отсрочек ставит крест и на когорте выпускников средней школы, получающих начальное и среднее профессиональное образование — по логике военного ведомства они уклонисты, раз не пошли, как положено, после девятилетки в ПТУ. Кем положено? Кому лучше от того, что этот канал образования будет перекрыт армией?

Есть несколько сильных примеров. Один из Хакасии, когда старый директор школы умолял учеников... не учиться дальше, остаться после девятилетки в родном селе, здесь жить и работать, создавать семью: хакасский народ висит на волоске, жизнь на волоске, если уедете — погибнем. Он, этот уважаемый всеми, старый директор школы, шел, по сути, против своей педагогической профессии: он не имел права как педагог так ученикам говорить, но у него как у человека просто выхода не было.

Это вовсе не местечковая ситуация, а модельная: чем больше народу из сельской школы поступает в вуз, тем хуже деревне, школа работает как бы на ее гибель. «Но от нас же требуют!» — вырвалось у учителей другого района страны. А чего требуют: идти, куда укажут, не получать жизненно необходимую профессию, не создавать самим рабочие места, не объединяться, не думать...

Повсюду проблемы те же. Хотя...

В Республике Саха (Якутия) давно идут удивительные процессы в образовании. «Якутское педагогическое чудо», как охарактеризовал этот опыт заместитель Генерального секретаря ЮНЕСКО, профессор Колин Пауэр, — тема отдельного разговора. Но вот к какому выводу приходишь, исследуя этот образовательный прорыв в республике. Небольшой по численности народ (около миллиона человек), рассеянный на огромной территории, в экстремальных жизненных условиях сумел сохранить и защитить национальные, культурные, человеческие основания (язык, традиции, народную педагогику, «опыт прошлого»), которые, встретившись с веером современных государственных решений, привели к подъему культуры, науки и образования в республике.

Лишь несколько тому подтверждений. Факт признания народной педагогики на конституционном уровне. Принятие не имевших до этого аналогов в России законов (»Об образовании», «О языках», «О правах ребенка», «Об учителе», «О попечительской деятельности», «О государственной поддержке сельской школы»). Прорыв в финансировании образования (даже в 1992-1993 гг., когда уровень финансирования образования в Российской Федерации упал с 18% до 12, в Якутии он поднялся до 24%). Еще — интенсивная поддержка одаренных детей и учительского творчества (в итоге на олимпиаде школьников в 2004 году сборная Якутии получила одно из первых мест, опередив по числу медалей учеников из Китая, Германии, Бельгии...).

Вечная для страны проблема сельской школы (а Якутия — в основном сельская) решается здесь разумно и цивилизованно (через партнерство государства и общества, сетевую кооперацию, объединения пришедших в образование народных мастеров; они вместе с местными предпринимателями и школами создают рабочие места — те самые, без которых у выпускника не будет реального выбора и деревня погибнет).

В селе Игидэй Таттинского улуса школа и сообщество создали центр возрождения национальной культуры «Перевал», в нем тринадцатилетние ученики доят в летнем лагере диких кобылиц и осваивают технологию изготовления кумыса. Маленькая сельская школа изготовляет более десяти сертифицированных национальных напитков из кобыльего молока: «черный кумыс» на каждый день, кумыс с маслом или сметаной, «крепкий кумыс» (с градусом). Еще — кислое коровье молоко с полынью, напиток из чаги, березовый сок, смородинный, есть напиток наподобие вина из одуванчиков, как у Брэдбери. С помощью компьютерной графики изготавливаются фирменные этикетки, они наклеены на бутылках продукции, которая пользуется большим спросом по всей Якутии. Школа вышла на рынок. Причем, заметим, с продуктами, производство которых требует не столько физических усилий, сколько интеллектуальных (школа даже иллюстрирует по договору детские книжки, издаваемые в Якутске).

Вот все это — и сельских учителей, и одаренную молодежь, и профессиональное образование, базирующееся на общем, и прорыв в нашем застоявшемся безделье — власти и молчаливое общество готовы отдать генералам.

Но лучше ли будет армия?

Сто лет назад в комиссиях Думы работали люди, размышлявшие не только над тем, как государственный строй, общественная жизнь влияют на школу, но и какое влияние устройство самой школы оказывает на государство, общество, нацию... «Война, — замечали депутаты, — это «огненный экзамен», который держат перед лицом истории различные системы воспитания, обучения и образования».

Анализируя ход Первой мировой, в Думе делали странные сопоставления. Детский сад кайзеровской Германии, который шумит, только когда это дозволено расписанием, двигается, когда раздается команда, — и механический сомкнутый строй германских колонн, расстрел намеченных районов по квадратам, армия-машина, торжество государственного начала над личностью. Школьная песенка «Германия превыше всего», система обучения, блестяще формирующая рационализм, рассудочность, рассудительность в ущерб сердцу, — и чудовищные зверства на войне, отсутствие жалости и сострадания к ближнему...

Впрочем, события на военных и политических фронтах часто менялись, и депутаты заявляли: жалки и смешны попытки изгнать из школы немецкий язык! Мыслимо ли «под влиянием справедливого негодования против Вильгельма сталкивать с пьедестала великих учителей человечества Песталоцци или Герберта?».

Удивительные все же вопросы для деятелей Государственной Думы, не правда ли?

Анатолий Цирульников,
член-корреспондент Российской академии образования