Махачкала станет новым Грозным?

Дагестан стремительно скатывается в мрачную повседневность вялотекущей гражданской войны.

Чтобы понять, насколько «весело» живется в Дагестане, приведем небольшую хронику:

8 сентября в республике по результатам нескольких перестрелок и взрывов ранения различной степени тяжести получили шестеро бойцов силовых ведомств. Всем боевикам, участвовавшим в нападениях, удалось скрыться.

14 сентября в селении Чанкурбе из двух автоматов был расстрелян 84-летний имам Зайнудин Дайзиев, один из самых видных кавказских исламских ученых и богословов, активно выступавший против экстремистов.

18 сентября в Махачкале застрелили подполковника ФСБ Ахмеда Магомедова, при участии которого в 2010 году был ликвидирован один из самых жестоких кавказских боевиков Вагабов. Весьма вероятно, что убийство чекиста было акцией возмездия со стороны подполья.

22 сентября в столице Дагестана была организована дерзкая серия терактов, в результате которых один человек погиб и еще 61 получили ранения. По версии следствия, за этими взрывами стоял российский террорист №2 Ибрагимхалил Даудов.

Жутковатые, конечно, новости. Но для Дагестана это норма. Почти в каждом доме здесь есть «калаш», люди давно перестали вздрагивать при звуке автоматных очередей, а боевые действия с участием тяжелой техники (а иногда и авиации) уже давно привычное дело. С Дагестаном произошло самое страшное, что может произойти с густонаселенным регионом – война стала повседневностью. Бытовухой.

В каком-то смысле ситуация в Дагестане даже страшнее, чем события чеченских войн. Тогда пролились реки крови, однако существовало четкое ощущение, что та война конечна. Что масштабные сражения отгремят, и наступит мир. В целом, с Чечней так и вышло. Другое дело Дагестан, где то затихающая, то вновь разгорающаяся борьба с вооруженным подпольем, уже давно превратилась в какую-то бесконечную кровавую игру между боевиками и силовиками, не имеющую ни внятного начала, ни обозримого конца.

Есть и другое отличие – многонациональность Дагестана. И если в Чечне больше 90% населения составляют собственно чеченцы, то в Дагестане представлена целая россыпь народностей: аварцы (около 30%), даргинцы (17%), кумыки (14%), лезгины (13%) и многие другие. А что аварцу хорошо, то кумыку – смерть. Соответственно, в Дагестане практически исключается появление национального харизматичного лидера, подобного Рамзану Кадырову, могущего сплотить всю республику вокруг себя и своего клана. В современных кавказских реалиях – это однозначный минус. Дело в том, что сегодня на Северном Кавказе победить террор и разруху возможно только при наличии сильной и легитимной власти, признанной большинством. Естественно, демократические выборы тут ни при чем. Мандат на власть кавказский лидер получает путем прямого молчаливого одобрения и принятия его власти населением, а не в результате какого-то там непонятного опускания бумажек в урну.

Очевидно, что именно вакуум власти – главная беда Дагестана. Нынешний ставленник Москвы президент Магомедсалам Магомедов, даргинец по происхождению (т.е. представитель заведомого меньшинства) никогда не был в Дагестане легитимной властью. Для местных жителей он лишь глава одного из кланов, борющихся за контроль над республикой, не более того. В отсутствии вменяемого централизованного управления вакуум власти в Дагестане восполняют две основные силы – силовики и боевики. Судя по всему, местные бизнесмены, да и просто обеспеченные дагестанцы платят дань и тем и другим. Просто, чтобы их не трогали. В определенном смысле, кровопролитие в Дагестане это уже не просто битва некоего абстрактного федерального добра, представленного силовиками, против такого же абстрактного зла, ассоциирующего с подпольем, но схватка относительно в равной степени замаранных противников.

Кроме того, стоит учитывать, что подполье в Дагестане давно перестало быть маргинальной силой. Силовики твердят, что в республике две-три сотни боевиков, однако неофициальные источники утверждают, что при желании подполье может мобилизовать до нескольких тысяч радикально настроенных молодых людей. К сожалению, идеология боевиков пользуется значительной поддержкой у некоторой части местного населения. Иначе где бы боевики прятались зимой, откуда пополняли запасы, среди кого набирали новых рекрутов? Сегодня на место каждого убитого в Дагестане боевика приходит новый боец.

Воевать же против идеологии кавказских экстремистов – идеологии построения некоего всеобщего исламского государства – очень тяжело. Во всем мире придуман только один реальный способ борьбы с фундаменталистами. Повышать уровень жизни в проблемном регионе, улучшать социальную среду. Сытое, довольное, одетое и обутое население не пойдет в горы с автоматом. А что мы видим в Дагестане? Ничего. Хаос, разруху.

Если учесть все сказанное, то, отвечая на вопрос, вынесенный в заголовок статьи, можно сказать – нет, Махачкала не станет вторым Грозным. В силу множества факторов. Однако в регионе, где обычные люди боятся ментов больше, чем боевиков, где отсутствует всякая легитимная власть, где бюджетные деньги разворовываются чиновниками или идут в карманы подполья, где война стала каждодневной реальностью, все может обернуться намного хуже.

И тогда Дагестан еще позавидует Чечне. А Путин - Ельцину.