«Пара» — нормальное явление
Двоечники могут хорошо учиться. Им просто нужна адекватная помощь.
Никто до сих пор еще не исследовал толком тему «Образ двоечника в русской художественной литературе». Между тем писатели уже давно заметили, почему многим неглупым детям не дается учеба, и даже придумали, как им помочь. Удивительно, что данные нейропсихологии вполне согласуются с наблюдениями литераторов.
Крестьяне Вильям и Рудольф
Писатели, кажется, куда лучше, чем учителя и родители, понимали, что творится в головах и душах двоечников и чем им можно помочь.
Вот герой книги Николая Носова «Витя Малеев в школе и дома» изнемогает над задачей: «Я сидел целый час, пялил глаза в задачник и изо всех сил напрягал мозг, но ничего у меня не выходило».
Вот тоскует над задачей о крестьянах, идущих из пункта А в пункт Б, гимназист Семен Панталыкин (Аркадий Аверченко «Экзаменационная задача»): «Неужели нельзя было назвать крестьян простыми человеческими именами. Конечно, Иваном или Василием их можно и не называть… но почему бы их не окрестить одного Вильямом, другого Рудольфом». И строит догадки: а пешком они шли — по следам кавалькады гверильясов или потому, что кто-то перерезал их лошадям поджилки?
А вот хандрит Баранкин (Валерий Медведев «Баранкин, будь человеком!»), получив двойку уже 1 сентября: «А я снова остался сидеть за партой, молча сидеть и думать о том, как действительно я устал быть человеком… Уже устал… А впереди еще целая человеческая жизнь и такой тяжелый учебный год…».
Вот Витя Перестукин (Лия Гераскина «В стране невыученных уроков») сел за уроки: начал с безударных глаголов, подумал про круговорот воды в природе, расстроился, перешел к арифметике, отвлекся на радио…
А Костя Шишкин, друг Малеева, не может заставить себя даже сесть за уроки: кормит черепаху, начинает строить клетку морской свинке и поить других зверей: «Вот закончу и возьмусь…».
Эти проблемы мы все знаем по своим детям — в книжках они просто доведены до предела. Бедные двоечники не могут заставить себя начать работу, мысли их разбегаются, тетради украшены кляксами, на рабочих столах беспорядок. Объяснений учителя они не понимают, от всякой умственной работы страшно устают и хотят на футбол, к зверям, друзьям… Их ругают учителя, одноклассники и родители — за несобранность, лень, безволие, за то, что подводят весь класс…
В конце концов они берутся за ум сами или при помощи волшебства. Одному Семену Панталыкину чуда не досталось: «На второй год остаюсь в классе. Отец выдерет, ружья не получу, «Вокруг света» мама не выпишет…».
А помочь им можно даже без чуда.
Все дело в голове
«Для большинства неуспевающих школьников, как показывают данные психологических исследований, характерно частичное отставание в развитии высших психических функций», — говорит доктор психологических наук, заведующая лабораторией нейропсихологии МГУ Татьяна Ахутина.
Высшие психические функции — это те функции, от которых зависит сложная, тонкая работа мозга: ощущения, восприятие, представления, воображение, память, сознание, мышление, внимание… Даже такие простые на первый взгляд действия, как чтение и письмо, на самом деле сложные процессы. Они требуют согласованной работы разных систем: нужно уметь узнавать буквы, соотносить их со звуками, различать звуки на слух, правильно удерживать последовательность элементов, составляющих целое… Такой же сложный процесс — решение задачи. И «сесть за уроки» — тоже сложный процесс. Для него еще нужны навыки самоорганизации и планирования плюс хорошо развитое внимание — иначе ученик так и будет отвлекаться на черепах и гверильясов.
Основоположник отечественной нейропсихологии Александр Лурия заметил, что для работы любой высшей психической функции нужны три компонента: рабочее состояние мозга, программа действия и обработка поступающей в мозг информации. За каждый из этих процессов отвечают разные участки мозга; с каждым могут возникнуть проблемы. Высшие психические функции вообще развиваются неравномерно, а иногда в этот процесс еще и вмешиваются болезни, травмы, социальные беды… В итоге у каждого человека одни функции сформированы лучше, другие хуже. При этом обычно возможна компенсация слабых сторон за счет сильных. Но у некоторых детей часть функций сильно отстает в развитии, и компенсации не получается. И тогда начинаются проблемы в обучении.
Взрослые ожидают, что ребенок сам проявит сознательность, соберется и справится с задачей, как положено в этом возрасте. Но при общем нормальном интеллектуальном и физическом развитии некоторые психические функции у 7—9-летнего школьника развиты, как у 3—5-летнего малыша. Если этого никто не видит — ребенок оказывается один на один со своей проблемой, не умея с ней справиться, без помощи, под угрозой репрессий. И начинает увиливать, изображать дурачка: может быть, отвяжутся?
Заколдованный круг
Трудности у неуспевающих школьников обычно вызваны проблемами в одной из трех перечисленных Лурией областей: поддержание работоспособности мозга, организация и планирование, обработка информации — или в нескольких сразу.
Первый тип неуспевающего ученика, рассказывает Татьяна Ахутина, — это ребенок с недостаточностью активации мозга. Он быстро устает. Через 15 минут урока начинает мечтать о футболе и тосковать: «как действительно я устал быть человеком»… Таким детям особенно важно, чтобы урок был интересным, динамичным, чтобы все эти пункты А и путешественники были связаны с их жизнью, — иначе внимания не удержать. Им нужны частый отдых и частая смена видов деятельности, а большие задания противопоказаны: до пункта Б не добредут.
Вторая группа — это дети с отставанием функций программирования и контроля. На письме пропускают или повторяют буквы и слоги, делают ошибки на знакомые правила: трудно одновременно писать и вспоминать орфограмму. С математикой тоже худо. То ли метры на землекопов делить, то ли землекопов на метры: действуют наугад. Витя Малеев терзается — мальчик нарвал орехов вдвое больше, чем девочка, а вместе нарвали 120: «Ясно, 120 надо поделить на 2, получится 60. Значит, девочка сорвала 60 орехов»… не сходится… «Прямо заколдованный круг получается!».
«Такие дети действуют хаотично, легко отвлекаются, не сверяют свою работу с образцом, упрощают программу действий или действуют по инерции. Им нужна постоянная помощь учителя: самостоятельно спланировать, выполнить и проверить свою работу они не могут», — говорит Татьяна Ахутина.
Малеев сам разобрался. Нарисовал мальчика с двумя карманами и девочку с одним — и понял: надо орехи поделить на три части… Вот так нейропсихологи и советуют помогать детям с трудностями программирования и контроля: вынести программу действий наружу, придумать внешние опоры — значки, символы, рисунки, ключевые слова — и постепенно переходить от внешних действий к внутренним.
Третья группа проблем обусловлена нарушениями восприятия информации, которая поступает в мозг от органов чувств — зрения, слуха, двигающихся органов. Ребенок плохо понимает увиденное или услышанное, хотя зрение и слух в порядке. Плохо ориентируется в пространстве, ушибается об углы, все роняет. На рисунках голова в 2—3 раза больше туловища, руки-ноги отдельно… Нарушения восприятия зрительной и слуховой информации приводят к дислексии и дисграфии: ребенок путает буквы, меняет их местами, «зеркалит», одно и то же слово может десять раз написать по-разному, не узнает слова в тексте и пытается их угадывать… Не видит начала и конца строки или предложения, смешивает похожие цифры… Чем ему помочь? Тоже проговаривать порядок действий, заинтересовывать, мотивировать. Обращать внимание на пространственное положение предметов: что чего больше, меньше, что в каком порядке стоит. Специально работать над преодолением «зеркальных» ошибок… Все это поддается коррекции.
Взрослые
Год перед школой и начало учебы в школе — самое лучшее время для того, чтобы распознать проблему и научить ребенка справляться с ней. Однако в России школьная неуспешность по-прежнему считается результатом лени и глупости ребенка. Роль взрослого сводится к контролю и наказанию. Мамы в книгах только спрашивают: «Уроки сделал?» — и уходят жарить котлеты. Папы, если и возьмутся помогать, взбесятся, как папа Малеева, или возопят: «в кого он такой», как отец Перестукина. В итоге — панталыкинский ремень.
Не больше пользы и от учительниц. Вот Малееву объяснили пример и спрашивают: ну, ты понял? Понял, говорит. «На самом деле я, конечно, совсем ничего не понял, но мне стыдно было признаться, что я такой бестолковый, и к тому же я боялся, что Ольга Николаевна поставит мне плохую отметку, если я скажу, что не понял».
Отстающие могут хорошо учиться при условии своевременной адекватной помощи специалистов (психолога, логопеда-дефектолога, нейропсихолога) и поддержки: учителя — в классе и родителя — дома. Но такой службы в школах нет. А учителей младших классов, как правило, даже не учили распознавать типичные трудности обучения. И система образования до сих пор не признает, что с трудностями обучения можно успешно работать в обычной школе. Или ты «неполноценный» и тебе в класс коррекции, или балбес и ленивец, и тогда…
Расхочешь тут быть человеком.
